Он положил ее на кровать, и она начала бешено отбиваться, но это еще больше распаляло ее желание, и он только радовался.
— Мне не хочется рвать твой прелестный желтый наряд, поэтому потерпи, пока я тебя раздену, а потом можешь буйствовать снова.
Его дразнящий голос был так обольстителен, так ясно давал понять, что она ему желанна, что она засомневалась, занимался ли он любовью с Джорджианой, герцогиней Девонширской. Она с досадой отметила, что лежит спокойно, пока он ее раздевает. Ей вдруг вспомнился его ответ, когда она спросила, как он управляется с женщиной, которая не хочет. «Я просто прибегаю н искусству обольщения». Она обмякла от желания. Ее обольщали, и ей вдруг захотелось испытать гипнотическое обольщение Леопарда. Она будет по-прежнему буйствовать, а он уговаривать, искушать, прельщать и упрашивать ее дать ему то, чего он желает.
Он расправил по подушке ее темные волосы.
— Ты никогда не была так прекрасна, как сейчас, — начал он.
Всякий секс был для Адама Сэвиджа искусством.
— Лестью ничего не получишь, — прошипела она.
— Лестью добьюсь именно того, чего хочу. Вот этого. — И он, накрыв ладонью ее интимное место, углубился в него пальцем.
— Негодяй! — крикнула она.
— М-м-м, ты так плотно сжала мой палец, когда вскрикнула, что мне не терпится испытать, как это будет с моим членом.
Ей тоже. Она прикусила губу, чтобы не вскрикнуть от нетерпения.
— Оно и видно, до чего ты занят, — съязвила она.
— Не могу представить себе более полезного времяпровождения, чем заниматься с тобой любовью.
— Я предпочитаю заниматься любовью ночью, когда темно.
— Неправда, — ответил он, снимая рубашку и брюки, — тебе нравится видеть меня обнаженным при дневном свете. — Сев на край кровати, чтобы снять ботинки, бросил через плечо: — Во всяком случае, сегодня ночью я занят.
Реакция была моментальной. Она вцепилась ногтями ему в спину. — Убери свои когти, дикий котенок, не то поколочу.
Он бросился на нее и, повалив лицом вниз, оседлал. Потом, раздвинув длинные шелковистые локоны, принялся пощипывать и покусывать шею у затылка.
На миг ей показалось, что он сердито ворчит, но, прислушавшись к странным звукам, она поняла, что это мурлычет Леопард. По спине будто пробежала волна, и она выгнулась под ним. Встав на колени и опершись на руки, он накрыл ее своим телом. С этого момента она вся открылась ему. Его длинный толстый корень безошибочно нащупал жаркую темную впадину и смело вошел в нее.
Она обхватила щелью его раздутую головку, слишком плотно, чтобы она могла до конца войти в нее под углом. Тогда он взял в ладони ее груди и стал поглаживать .шершавыми пальцами твердеющие соски, пока во влагалище не появились капельки влаги.
Покусывая губами ее ухо, он нежно нашептывал ей откровенно эротические слова, подробно рассказывая, что чувствует его твердая головка и плотно охваченный стержень, медленно углубляясь в нее. Жемчужные капли стали появляться дружнее, создавая достаточно скользкую поверхность, чтобы бросить якорь поглубже.
Когда она стала полностью готова для любви, он крепко взял ее за стройную талию и, подаваясь вперед, одновременно тянул ее на себя. Ощущение от такого вхождения в нее не поддавалось описанию. Подаваясь назад, он могучими руками двигал ее вперед, а она так плотно обхватила его член, что его крайняя плоть наезжала на стержень, создавая жаркое трение.
Ее возгласы смешивались с его глухими дикими стонами, а он продолжал с силой входить в ее теперь полностью разгоряченое тело. Вспышка страсти была жаркой, дикой и стремительной. Она вцепилась в покрывало, разорвав его в клочья. Они закончили вместе бурно и энергично. Он бессильно упал на нее; судорожные извержения влаги продолжались еще долго. Последний слабый сладостный толчок, и он вместе с ней перекатился на бок. Его большое тело нежно обвило ее.
— Боже мой, Тони, я так тебя люблю. И как ты можешь даже подумать, что я посмотрю на кого-нибудь еще? Ты моя единственная.
Говорил ли он правду или же то, что ей хотелось слышать? От его слов ей было так хорошо, что это не имело значения.
Адам гладил ее по волосам.
— Не всём дано испытать такое.
Он вздохнул от прикосновения ее длинных нежных ног В сравнении с другими женщинами она была как хрустальный бокал тонкой работы среди грубых склянок.
Она дремотно прильнула к нему. Так бы и лежала, не двигаясь, в уютном гнездышке весь день и всю ночь. Его руки гладили живот, в котором будут вырастать их дети. Он нахмурился. Если он будет продолжать в таком духе, его семя прорастет раньше времени.
— Я говорил, чтобы ты оставалась в Ирландии до конца недели, а потом встретила меня в Эденвуде. Почему ты приехала на Хаф-Мун-стрит одна?
Она вдруг вспомнила о потрясающей новости и повернулась к нему:
— Я приехала сообщить тебе невероятную вещь. Он не дал ей говорить, закрыв рот долгим нежным поцелуем, на который у них не было времени, когда они были охвачены страстью. Наконец он дал ей отдышаться.
— Мой брат Антони жив! Он сел.
— Шутишь?
— Нет-нет. Он жив. Не утонул. Мы получили от него письмо. Правда, здорово?
— Действительно здорово. Но чем он, черт возьми, занимался все это время? Ты вместо него рисковала жизнью.
— Ах, Адам, не сердись. Больше не надо бояться Бернарда Лэмба. Я в безопасности, Лэмб-холлу ничто не грозит, до Антони ему не достать. Тони на Цейлоне с мамой!
— Не верится, черт побери, — выругался Сэвидж. — Я оставил тебя в Ирландии, чтобы безотлагательно заняться Бернардом Лэмбом. Мне стоило больших трудов, чтобы. по-тихому выставить его из страны. Я несколько уязвлен, что ты больше не нуждаешься в моей защите.
Встав на колени, она обвила руками его могучую шею:
— Адам, мне всегда будет нужна твоя защита. Он поморщился:
— Действительно, все силы уйдут на то, чтобы уберечь тебя от самой себя.
— Что ты, черт возьми, ХОЧРШЬ этим сказать? — сердито спросила она.
— Хочу сказать, что тебе здесь не место. Все эти месяцы ты только и делала, что нарывалась на неприятности. А мне важна твоя репутация.
— Если тебе так важна моя репутация, то зачем, не успела я войти, ты завалил меня в постель?
— Если будешь приходить одна, это неизбежно.
Его слова больно задели ее, и она решила ответить тем же. Передернув прелестным плечиком, она раздвинула закрывавший постель тонкий зеленый полог.
— Если ты больше не желаешь быть моим любовником, придется поискать другого.
Он внезапно оказался рядом, грубо обхватив руками, направив на нее ледяной взгляд. Шрам придавал лицу угрожающее выражение.
— Я утоплю его в собственной крови. Я был первым и буду последним! Ты моя, Тони, а я никогда не отдаю своего. — Он впился губами в ее рот, как бы утверждая свои права на нее. — Мы можем бывать вместе только по уик-эндам в Эденвуде. Моя прислуга хранит мои секреты. В Лондоне не будет знать ни одна душа. Вообще-то было бы лучше, если бы ты вернулась домой в Лэмб — холл. Лондон не место для юной леди.
Тони не верила собственным ушам.
— Что, черт побери, плохого в Лондоне?
