вижу причины мешать вам. А вы, майор… Вы, случайно, не археолог, а? У меня сейчас… некоторые трудности с помощниками.
Беннет снова откашлялся, собираясь ответить, но сэр Реджинальд продолжал:
— О, это ничего, вы, возможно, чего-то не знаете. Ведь главное… Хм… как я вижу, Мари больше не благоволит этому Нейтану Смиту. А раньше он частенько заглядывал сюда.
Но ни Мари, ни Абингтон не ответили на его вопрос. Действительно, какие были между ними отношения? Когда он, Беннет, целовал ее, он был уверен, что ее никогда не целовали, но теперь он уже не был в этом уверен. Так, может быть, Абингтон…
Размышления майора были прерваны очередным появлением Селима — слуга наконец-то принес заварочный чайник. Беннет снова заметил синяк у него на щеке и задумался…
Взглянув на сэра Реджинальда, он увидел, что тот отвернулся к окну, когда Селим ставил перед ним чашку с чаем. Что ж, очень интересно…
Да, конечно, большинство дворян не замечали своих слуг, но тут было что-то другое. Казалось, что сэр Реджинальд намеренно не замечал Селима.
Беннет кивком поблагодарил слугу, поставившего перед ним чашку. Тот молча поклонился и вышел из комнаты.
Сэр Реджинальд облегченно выдохнул и положил в чашку три ложки сахара. Помешивая чай, он проговорил:
— Мари очень хорошая девушка. С ней у вас не будет никаких неприятностей.
Беннет поперхнулся чаем и закашлялся. Потом пробормотал:
— Да, действительно…
Неужели они говорили об одной и той же женщине?
— Однако не позволяйте ей обманывать вас, майор. В ней есть что-то… огнеопасное. Во многом она похожа на свою мать.
Глаза сэра Реджинальда затуманились.
Посол намекнул на сплетни, касавшиеся ее матери. Но было бы более пристойно получить сведения от самого Реджинальда.
— Мари редко говорит о своей матери. Какая она была?
На лице Реджинальда появилась едва заметная улыбка.
— Ах, моя Хелена… — Он уставился на стену, и так прошло несколько минут. Потянувшись за своей чашкой, старик перевернул чернильницу, и это вернуло его к действительности. — Хм… да… Она, знаете ли, была гречанкой. Вы видите это в Мари. И вы, без сомнения, слышали, как мы встретились.
Беннет покачал головой:
— Нет, сэр, я ничего об этом не знаю.
Реджинальд тотчас оживился:
— О, это такая история!.. Я был на раскопках. Около Нефасиса. Там храм на вершине холма. А внизу, в долине, тогда начались волнения. Такие серьезные, что даже я их заметил. В долине целая банда грабителей напала на одинокого всадника, а я… Я тогда был молод и решителен. Поэтому позвал своих помощников и поскакал на помощь этому человеку.
Старик откинулся на спинку кресла, и глаза его вспыхнули; сейчас Беннет видел перед собой храбреца, поскакавшего на помощь человеку, попавшему в беду.
— Эти грабители застрелили подо мной коня, но я не пострадал, встал и начал стрелять, целясь в их вожака. К этому времени мои помощники уже спускались с холма, и мерзавцы сбежали. А человек, которого я спас, оказался Исад-пашой, командующим армией султана. В благодарность он подарил мне одну из своих невольниц-девственниц. Это была большая честь, и я просто не мог отказаться. К тому же… Хелена очень мне понравилась, и не хотелось обрекать ее на жизнь невольницы. Но не мог же я с чистой совестью иметь рабыню… Поэтому и женился на ней.
Так мать Мари была рабыней? Что ж, это объясняло все недомолвки посла относительно ее происхождения.
— Хелена настаивала на том, чтобы уехать в Англию. Думаю, жизнь здесь была бы для нее слишком унизительной — все напоминало бы ей о прошлом.
Но этим утром Мари посетила пашу. Как она могла дружить с человеком, которому принадлежала ее мать?
А Реджинальд между тем продолжал:
— Хелена очаровала английское общество. И она пыталась получить в Англии поддержку ее собратьям грекам. Но… Одиннадцать лет назад пневмония унесла ее.
Тяжко вздохнув, сэр Реджинальд умолк, и глаза его потухли.
— А когда вы вернулись в Константинополь?
— В том же году. После ее смерти. Мари тогда было двенадцать. Но я отправил девочку сюда пораньше — когда заболела Хелена. И я все еще не уверен, что она простила меня за то, что ее не было рядом, когда умирала ее мать. Они с матерью были… как две стороны одной вазы. — Сэр Реджинальд взял со стола графин с бренди и дрожащей рукой добавил бренди в чай. — Мари — это все, что осталось мне от Хелены. К счастью, она сумела перенести потерю, если так можно выразиться. Справилась, как мне казалось. Однако…
Старик умолк.
Беннет молча кивнул. Было ясно, что Мари отнюдь не глупа, хотя и вела себя слишком вызывающе. Так почему же она согласилась делать чертежи даже после того, как в нее стреляли? Неужели ее отец и впрямь своей привычкой к опиуму вконец истощил семейные сундуки?
— Времена, должно быть, настали тяжелые, когда вы сюда вернулись, — заметил майор.
Сэр Реджинальд посмотрел на него с некоторым удивлением.
— Ну, не такие уж тяжелые. Константинополь довольно приятный город, а мои раскопки расположены неподалеку…
— Но здесь жизнь дороже по сравнению с Лондоном, верно?
Сэр Реджинальд усмехнулся:
— У нее есть приданое, если вас это интересует. Я не богат, но могу обеспечить свою дочь.
— Так почему же ваша дочь так настойчиво рискует своей жизнью?
Дверь кабинета скрипнула и заметно приоткрылась. Беннет нахмурился, а старик с улыбкой сказал:
— По-моему, Мари хочет присоединиться к нам.
Переступив порог, она проворчала какое-то турецкое слово, которое, как подозревал майор, было не вполне приличным.
Мари вдруг расплылась в улыбке и проговорила:
— Добрый день, отец. Добрый день, Беннет.
Мужчины встали, и Беннет, приблизившись к девушке, поднес к губам ее руку. Она попыталась высвободить руку, но майор сказал:
— Не беспокойтесь. Ваш отец знает, что у нас роман.
Старик снова улыбнулся:
— Мари, он совершенно прав. Нет необходимости смущаться. Я тоже был когда-то влюблен. Но где же ты пряталась? Я уже несколько дней тебя не видел.
Мари пожала плечами и тут же спросила:
— Отец, как ваша работа?
— Перевод идет хорошо, а как твои рисунки?
— Я еще не нашла синекрылых бабочек, которых искала.
— Найдешь, я уверен. От тебя никому не скрыться, даже бабочкам. — Старик погрозил дочери пальцем. — Ведь мы с тобой оба знаем, зачем ты зашла сюда. Так вот, я даю разрешение твоему майору…
— Он не мой… — перебила Мари. И закашлялась. — Ну… Ты ведь не возражаешь, правда, папа?
— Нет, разумеется. Так что не беспокойся, дорогая.
Мари с улыбкой заметила:
