только что целовал ее посреди городской площади. Грубиян! Наглец!
Что ж, англичане могли шантажом заставить ее продолжать работать на них, но это вовсе не значило, что она будет подчиняться этому сторожевому псу, что будет выполнять его желания. И пусть не думает, что сумеет проследить за ней.
Сидя в экипаже, Беннет с удивлением спрашивал себя: «Черт побери, что же со мной случилось? Почему я лапал мисс Синклер прямо на улице… как похотливый рекрут?»
Если раньше он находил свое желание писать о ней странным, то страстное желание снова прикоснуться к ней казалось ни с чем не сравнимой глупостью. Желание испытать эту дрожь, сотрясавшую его до самой глубины души.
Так что же с ним такое? Может, полковник Смоллетт-Грин был прав, когда говорил, что поэзия — удел слабых офицеров-молокососов? Хотя нет, тут что-то другое…
Видимо, он, Беннет, слишком долго находился на полях сражений и слишком долго не прикасался к женщине, вот и все. Наверное, ему просто надо переспать с какой-нибудь женщиной, а не описывать эту.
Он посмотрел на мисс Синклер, сидевшую напротив него. У нее действительно были необыкновенные глаза — светло-карие с примесью нефрита, обрамленные золотистыми густыми ресницами. За такие глаза его сестры отдали бы что угодно. Эти миндалевидные глаза придавали ей необычайно экзотический и таинственный вид, и они сейчас ярко светились на прелестном лице с высокими скулами и греческим носом. А ее губы… Беннет со вздохом отвел взгляд от этих соблазнительных, чуть припухших от его поцелуя губ.
И она нисколько не походила на ласковую английскую кошечку — это была пантера, которая, казалось, была готова вцепиться ему в горло.
Он увидел вызов в ее глазах, но ей не следовало даже и пытаться обмануть его — это было бы совершенно неприемлемо.
А вот София частенько его обманывала…
Увы, любовь к сестре сделала его доверчивым и слепым. Он верил ей, если она не появлялась, когда собиралась вся семья, — София объясняла свое отсутствие неожиданной болезнью, хотя сестра даже в детстве никогда не болела. Он поверил ей и тогда, когда она сказала, что синяк у нее на скуле появился оттого, что она стукнулась о дверь. Черт возьми, он даже подсмеивался над ней!
Но он не допустит, чтобы эмоции влияли на его отношение к мисс Синклер. А потом, когда она сделает то, что должна была сделать, он сможет уехать в Англию.
Глаза мисс Синклер сверкнули.
— Перестаньте злиться, сэр. Не моя вина, что мне пришлось спасать вас.
Беннет кивнул:
— Благодарю вас за сообразительность, мисс Синклер.
Она нахмурилась, очевидно, пытаясь найти подвох в его словах. Затем скрестила на груди руки и стала смотреть в окошко.
Ее отец сэр Реджинальд, сидевший рядом с ней, то и дело улыбался. От отца она унаследовала темно-каштановые волосы, но на этом сходство заканчивалось. Лицо сэра Реджинальда не отличалось резкими чертами, а пристрастие к опиуму лишило его глаза блеска и выразительности.
Мисс Синклер взглянула на майора и увидела, что тот пристально смотрит на ее отца.
Она поспешно перевела взгляд на окно. Слишком уж поспешно.
Ему захотелось успокоить ее, и он сказал:
— Его болезнь не отразилась на вас.
Она снова нахмурилась и проговорила:
— Почему вы предположили, что меня беспокоит ваше мнение обо мне или о моем отце? Только потому, что какой-то слабоумный поручил вам охранять меня? Думаете, что обладаете властью распоряжаться моей жизнью?
Беннет стиснул зубы и сказал себе: «Ты не должен злиться, не должен реагировать…» Армия научила его держать себя в руках, и он мог часами неподвижно сидеть в засаде в кустах. Так неужели эта слабая маленькая женщина заставит его вспылить? Нет, она не имела над ним власти!
— Уверяю вас, мисс, весь следующий месяц власть над вами будет принадлежать только мне, — ответил Беннет и тут же подумал: «Как такое сорвалось у меня с языка?»
Мисс Синклер в ярости прошипела:
— Этого не будет, черт побери!
— Именно так и будет. Потому что я должен охранять вас.
— Но я лишь согласилась сделать чертежи. Мне не нужен тюремщик.
— Вы должны быть живы, чтобы их сделать.
— Как же вы предполагаете обеспечить мою безопасность? Ведь одно только ваше присутствие может выдать меня. Из-за вас меня могут разоблачить. С вами риск намного увеличивается, неужели не понимаете?
Беннет невольно вздохнул.
— А вам надо понять следующее: то, что вы делаете для британцев, очень опасно, мисс Синклер. Скажите, с кем я встречался сегодня утром?
Мари с вызовом посмотрела на майора.
— С моей горничной, сэр.
— А что вы собираетесь делать сегодня после полудня?
Девушка фыркнула и заявила:
— Я буду занята.
— Чем же?
Она с вызовом вскинула подбородок.
— Это мое личное дело, и вас оно не касается.
— Мисс, что вы намереваетесь делать?
Беннет пристально взглянул на девушку, и этот его взгляд заставлял заговорить даже самых упорных из провинившихся солдат.
Но на мисс Синклер взгляд майора не произвел впечатления. Когда они подъехали к ее дому, она все еще молчала.
Беннет соскочил со ступеньки и помог девушке выйти из экипажа. Прикосновение к ней по-прежнему волновало его, и он чувствовал себя Прометеем, державшим похищенный огонь.
Мари попыталась высвободиться, но он еще крепче сжал ее запястье. Она поморщилась и сказала:
— Отпустите меня.
— Не отпущу, пока не узнаю, что вы собираетесь делать.
И пока он не убедится, что в этой женщине нет ничего особенного, кроме редкостного упрямства.
Мари резким движением высвободила руку, но Беннет тут же обхватил ее за талию, не давая сделать ни шага. Затем проговорил:
— Если вы не расскажете о своих планах, мы проведем здесь всю ночь.
Она ударила его кулаком в грудь, но ничего не добилась — он не ослабил свою хватку. Тяжело вздохнув, Мари сказала:
— Сегодня я останусь в моем доме, ясно?
— Что ж, вот и хорошо. А мои планы относительно вас мы обсудим завтра утром, ровно в девять.
Мари молча кивнула.
— Вы дадите мне слово, что не попытаетесь сбежать отсюда сегодня вечером? — спросил Беннет.
Она снова кивнула:
— Хорошо, даю слово.
Майор отпустил ее, и мисс Синклер шагнула к карете.
