ней или с герцогом.
Элиза вспомнила, как Уиклифф взглянул на нее утром, прочитав газету. У нее было такое чувство, что ей в сердце вонзили раскаленный нож.
Он знает?!
Он, должно быть, думает, что это написала она. Но как она могла отказаться от авторства этой статьи, не признавшись, что написала все другие, столь губительные для него статьи?
— Найтли! — снова выплюнула она.
Слитком далеко она зашла, желая ему понравиться!
Отказываясь от радостных дней и ночей ради статей для него, отрекаясь от своего сердца! И мало того: он сам написал колонку!
Он что, больше в ней не нуждается?
Окно было открыто, и порыв ветра разбросал обрывки «Лондон уикли» по всей комнате. Узенькая полоска, кружась, упала Элизе на колени.
«Лорд Элванли пока не видел желающих открыть подлинное имя В.К. Медоуз за щедрое вознаграждение в десять тысяч фунтов».
Элиза нашла Найтли именно там, где ожидала: за письменным столом в редакции на Флит-стрит. Интересно, этот человек когда-нибудь уходит домой?
Он удивленно вскинул голову, когда она вошла и бросила ему на стол две пригоршни газетных обрывков. Кусочки бумаги падали на стол, словно серые снежинки.
— Элиза, — произнес Найтли в качестве приветствия. Никакого притворства, что это будет сердечная встреча.
— Найтли, — холодно ответила она.
— Как я понимаю, вы видели сегодняшнюю колонку, — заметил он, положив перо и откинувшись на спинку кресла.
— Вот обрывки, — парировала Элиза.
Он не улыбнулся.
— Достаточно, чтобы убедиться, это написано не вами, — заявил он.
Найтли не идиот, хотя и совершил глупость, напечатав кучу вранья и поставив под этим ее имя.
— Вы сделали ошибку, — напрямик сказала она.
— Нет, я принял продуманное решение. В моих интересах продолжать самую популярную историю, а не оставлять пустые места на газетной полосе.
Элиза ясно увидела бессердечного, безжалостного бизнесмена, каким и был Найтли. Обычно его сотрудники видели щеголеватого джентльмена, который начинал собрание улыбкой и остроумными репликами. Тот Найтли, которого Элиза увидела сейчас, ей не нравился. Она знала, что он будет твердым и непреклонным. Но такой могла быть и она.
— Я давала статью, — сказала Элиза.
— Совершенно неподходящую, — возразил Найтли. — Льстивая писанина о благородных делах — кому это надо? Скандал…
— В своей статье вы зашли слишком далеко, — возмутилась Элиза. — Герцог думает, что это я ее написала, потому что знает: писала все предыдущие.
— И что с того? — Найтли поднял бровь, словно недоумевая, почему его должно это волновать.
— Ах, «и что с того»?! — повторила Элиза. — И как мне сохранить рабочее место, если он знает, что я пишу такие гадости?
— До сих пор это не было проблемой.
— До сих пор он не знал, что это я пишу.
— Вы абсолютно уверены, что теперь он знает?
— Меня обвинили? Нет. Он меня спрашивал? Нет. Но я уверена, что ему известен мой обман.
От одного воспоминания о полном ненависти, оскорбленном взгляде, который в то утро бросил на нее Уиклифф, у нее внутри все ныло. Герцог наверняка знает.
Он нашел ее на Флит-стрит с готовой статьей в корсаже. Кто автор, он должен был узнать тогда, а возможно, знал и раньше. Уиклифф не глуп, а она была до смешного глупа, оптимистична, считая его таковым.
Все вопросы, которые Уиклифф задавал в тот вечер жаркого, соблазняющего допроса, вели к одной ужасной цели: она — В.К. Медоуз. Да, он знает.
— Послушайте, Элиза, это не конец света, — успокоил ее Найтли. — Вам всего лишь надо уйти с работы, подкупив обслуживающий, персонал. Как, по-вашему, я добыл материал для этой колонки? Пересуды пьяниц в пабе после той истории в среду — вот источник моей статьи. Да и дворецкому не всегда вовремя платят, его тоже можно разговорить.
— Не в этом дело, Найтли.
— Мы все еще можем продолжить эту серию, — сказал он, словно не слышал ее.
— В жизни есть и кое-что другое, не только эта проклятая газета, Найтли!
— Мне это говорили. Женщины особенно любят эту песню. На что я предпочитаю тратить свое время, вас не касается.
— Меня это и не интересует, тем более что ваша жизнь — вот этот стол, за которым вы сидите. Я хочу сказать, Найтли, что это мои статьи, мой материал! Мои работы, подписанные моим именем. Я жизнью рисковала ради этого, а вас это, похоже, ни чуточки не волнует.
— Жизнью рисковали? Пока вытирали пыль с книжных полок и чистили столовое серебро? В самом деле? — с нескрываемой иронией сказал он.
— А вы знаете, почему я не переписала статью? Потому что на меня напали и одурманили хлороформом. Потому что я почти два дня была без сознания. Это я была той безжизненной женщиной, которую герцог вынес из проулка.
Найтли помрачнел, но оставался непоколебим.
— Герцог нашел меня, понимаете? Со статьей «Татуированного герцога» в корсаже. Я раньше не задавалась вопросом, что привело его на Флит-стрит, и могла только предполагать, что он подозревает меня. Судя по его взгляду сегодня утром… думаю, он знает. Мой маскарад раскрыт.
— Согласен, это череда неудач, но я не вижу, в чем проблема. Да, вы больше не можете продолжать свой маскарад, но история может продолжаться. — Найтли потирал поросший щетиной подбородок.
Главное — это история, история, история!!!
— Проблема в том, тупоголовый вы человек, что я влюбилась в него! — крикнула Элиза.
Она не сознавала, что эти слова вертятся у нее на языке, пока они не слетели с него. Чувство нарастало день ото дня. Ее сердце знало то, о чем еще не ведал ум, а теперь, когда слова сказаны, правда предстала перед ней и перед Найтли.
— Я люблю его, и теперь он думает, что я на весь Лондон растрезвонила, будто он насилует и убивает молодых женщин в переулках и держит избитых пленников в подвальной тюрьме своего дома.
— Я понимаю, это теперь проблема, но проблема не моя, — холодно проговорил Найтли.
Что за каменное сердце у этого человека?! Бедняжка Аннабелл, которая влюблена в него!..
— Ну подождите, Найтли! — В голосе Элизы была ярость, ей прежде несвойственная. — Я сделаю это вашей проблемой.
