небе.
Шаровая молния предвещает смерть…
Джек хрипло рассмеялся:
— Ты видела это, Эмма? Ты тоже видела? Вот ты, полукровка, объясни мне, белому человеку, как они делают это, колдуны поганые, а? Веревки, хлысты, огонь… Какая все это чушь. Огонь жжет меня, Господи! Говори же, Эмма, не молчи…
— Я не знаю. Кто может знать, что решили жрецы? Это сила иного мира, Джордан.
— Какие жрецы? Подонки грязные, шарлатаны! Насмотрелся я на них! Это трюк, обычный трюк, как на ярмарке. Ох, в Ботани-Бей были такие фокусники… Порчу наводили. Я тогда понял: главное — не поддаваться им! Я им никогда не поддавался и всегда знал, что ни с кем не должен считаться, а со мной должны считаться все. А кто не хотел со мной считаться, тех я заставлял силой. Сила — вот закон! А жрецы — это выдумки здешних баб. Я в них не верю, не верю! Пока не веришь, они ничего не могут сделать с тобой! Как поверишь, так попался! Но я-то не попадусь!
— Ты бормочешь, словно у тебя горячка, Джордан! Если ты не веришь в жрецов и в силу их колдовства, почему же ты тогда так испугался, Джек?
— Джек Джордан ничего не боится! Мне плевать на всех! Я убью тебя, если ты будешь спорить со мной!
Он замолчал, прислушиваясь к тому, что делалось за стенами их убежища.
Ветер выл в ущелье. Но вдруг и он затих. Только слышно было, как шумит вода по камням. В этой гнетущей тишине послышалось ржание лошади.
Лошадь, оставленная на круче, видимо, оступилась и теперь скользила вниз, удерживаясь из последних сил, чтобы не сорваться в пропасть.
Лошадь кричала, как человек.
Потом она сорвалась и с грохотом рухнула вниз, разбившись об острые камни на дне ущелья.
— Бедняга! — сказала Эмма. — Нет у нас больше лошади… Я выйду, посмотрю, что можно сделать, чтобы спасти хотя бы твоего мула, Джек.
— Что-о? Ты бежать задумала? Удрать на моем муле? Нет, проклятая колдунья, ты не получишь моего мула! Держись от него и моих вьюков подальше, поняла?
— Пусти меня! Если он упадет вниз, у тебя не будет ни мула, ни вьюков, безумный ты человек!
— Назад! — взревел Джек, бросаясь к ней. Он хотел было схватить ее за горло, но Эмма отбросила его руку прочь и выбралась из пещеры.
Махеалани заплакала.
Джек опомнился и хитро посмотрел на нее.
Он подумал, что раз девчонка осталась с ним, то Эмма никуда не денется: — не бросит же она ее — уж кто-кто, а Эмм знает, чем это может обернуться для такого розового лакомого поросеночка. Так пусть себе возится с этим паршивым мулом, может, ей действительно удастся спасти его. Пока Махеалани здесь — он хозяин положения.
Джек Джордан не хотел признаваться себе самому в том, что он боялся отпускать Эмму из пещеры еще и потому, что не мог оставаться здесь один, с этим мешком костей, который только что пел ему песню о смерти и еще о каких-то веревках, хлыстах… О, если бы сейчас глотнуть хорошенько из полной бутылки виски!
Он осторожно повернул голову.
Мерзкая падаль у стены снова начала светиться. Он видел это так же ясно, как свою собственную пятерню.
Пещера наполнялась жаром и светом, свет теснил его, выталкивая прочь, адский огонь жег его!
Извиваясь ужом, Джордан выполз наружу и выпрямился.
Он стоял спиной к обрыву, почти на самом краю, башмаки его скользили по мокрому, гладкому камню, но Джек даже не сделал попытки схватиться за что-нибудь, за корень или лиану. Чудом сохраняя равновесие он, как зачарованный, смотрел в черную дыру, ведущую в пещеру.
Все длилось одно мгновение.
Бог смерти, бог Милу, дохнул на него огнем…
Джек сделал шаг назад и, нелепо взмахнув руками, полетел вниз, в разверстую пропасть, на камни, в зубы дьявола, к черту в лапы!
Каторжник Джек Джордан, сам для себя — закон, страшный грешник, убийца, закончил кровавый свой путь.
Бурлящий горный поток уносил его тело и нераскаянную душу в подземное Царство Мертвых.
Эмма очнулась на рассвете.
Махеалани мирно дремала, уткнувшись в ее плечо. Шторм утих.
В долине все было спокойно. Только нагромождения камней и сучьев, да потоки грязи, затопившие изумрудную зелень травы, напоминали о прошедшей буре.
Эмма с опаской глянула туда, где должен был лежать скелет, завернутый в тапи. Но там ничего не было. Только красная галька горкой лежала под той стеной.
Неужели ей все привиделось?
А как же Джек? Ведь и он видел огненный шар над сухими костями, слышал песню, зовущую его в преисподнюю… Как он страшно кричал, когда падал вниз, в поток, утащивший его тело так стремительно, что она даже не успела хорошенько понять, как все это произошло. Упокой, Господи, его грешную душу!
Эмма выглянула из пещеры.
Разрушенное селение виднелось вдали.
Боже мой, а ее школа? От нее тоже, наверно, ничего не осталось. Ничего, только бы ребятишки остались живы и здоровы. Эмма вспомнила их чудесные мордашки, и ей стало немного веселей на душе.
Что ж, надо жить, надо побыстрей выбираться из этого страшного места. Но как? Махеалани смертельно устала, целые сутки она провела в таком напряжении, без пищи, промокшая насквозь, прозябшая… У нее может не хватить сил для обратного пути. Даже сейчас он крайне опасен.
И все же, как бы то ни было, они с Махеалани живы и свободны. Свободны! Это самое главное.
Чего же еще ей желать? Боги взяли их под защиту. Боги спасли им жизнь. А со всем остальным она должна как-нибудь справиться сама.
— Эмма-а-а! Махеалани-и-и! Эмма-а-а!..
Она напрягла слух. Ей показалось, что это был голос Гидеона. Должно быть, ей почудилось от усталости.
— Эм-ма-а!
Ветер, подувший в их сторону, позволил ей увериться в том, что это и в самом деле был голос Кейна.
— Мы здесь! Мы здесь, Гидеон! Вот мы где! — Эмма плакала от счастья и смеялась одновременно.
— Держись подальше от края, любимая! Мы сейчас будем наверху. Не двигайся с места. Здесь подмыло обрыв…
— Я люблю тебя, Гидеон!
Гидеон, поднявшись первым на выступ, подхватил ее и сжал в объятиях.
— Любимая! Не плачь, Эмма! Все позади!
Филипп поднял сонную, ослабевшую, но улыбающуюся Махеалани на руки. Он смеялся:
— Дон Гидеон! Пусть мисс Калейлани посмотрит, какое у вас личико… Повернитесь-ка к свету, дон Гидеон!
Лицо Гидеона украшал огромный синяк.
