Вчера Люкас сам был в почти бессознательном состоянии. А если мое похищение – дело рук Илэны? Она возненавидела меня, ревновала и, возможно, потеряла уверенность в безоговорочном обожании Люкаса. Хватаясь за эти жалкие соломинки утешения, я решила ждать, пока Хесус Монтойа даст ответ на вопросы, терзавшие мозг.
Оказалось, что я лежу в грубо сколоченном фургоне. Луз спала рядом два дня, все это время, пока я была без сознания. Явно обрадовавшись, что я не собираюсь поднимать шума, Луз продолжала болтать:
– Хесус нес тебя почти всю дорогу. Когда мы уходили из долины, он обвязался веревкой и держал тебя на руках. Знаешь, я даже немного ревновала!
Как быстро она забыла о своем увлечении Люкасом! А я? Смогу ли когда-нибудь убить в себе эту любовь? Чтобы избавиться от назойливых мыслей, я грубо сказала:
– Значит, успела влюбиться в человека, которого ненавидела? Скоро поженитесь?
Луз смущенно взглянула на меня и начала обороняться:
– Как только доберемся до Мексики. А Хесус так добр ко мне! С ним я чувствую себя женщиной: знаешь, из всех женщин, которых брал Хесус, я единственная, на которой он хочет жениться! Это кое-что значит! И я больше не рабыня этой суки Илэны Кордес. Хесус обещал, что у меня будет большой дом и слуги.
– Монтойа – человек решительный и далеко пойдет, – иронически прошептала я. – Может, знаешь, что он намеревается сделать со мной?
Но Луз поспешно пробормотала, что Хесус сам поговорит со мной, как только мы доберемся до лагеря, где находятся остальные его люди, и предупредила, что Чато следит за нами. Странно, неужели они думают, что я убегу? Куда? Мы все еще были в горах, местности я не знала и, кроме того, не желала, не могла думать о Люкасе в объятиях Илэны. Нет, мне нужно, чтобы голова была ясной.
Я пожала плечами, и Луз, успокоив меня, вновь стала прежней дружелюбной девчонкой. Сейчас мне кажется, что я была очень спокойной. Даже слишком. Словно жила все это время на краю обрыва, и теперь душа моя высохла, лишилась всякого подобия чувства. Я потеряла Люкаса. Где-то в глубине сердца я тайно надеялась, что он придет за мной. Пусть Люкас хотел избавиться от меня, но неужели, узнав, что меня похитили, просто пожмет плечами и решит, что все к лучшему? И теперь я снова была одна, должна была позаботиться о себе, и только ум и воля могли меня выручить. Но после разговора с Луз я была охвачена какой-то всепоглощающей апатией. Скоро я буду снова независимой… ведь Монтойа, несомненно, потребует за меня огромную награду, предложенную Тоддом за любое известие о моем местопребывании. Какая разница? Деньги однажды уже дали мне свободу, дадут и теперь. Я возвращу Тодду истраченную сумму, но замуж за него не выйду. А Люкас, которому я предложила все, отверг меня.
Вечером возвратился Хесус Монтойа со своими людьми, вооруженными до зубов.
Луз и я отправились в фургон, но позже подошел Монтойа, вежливо попросил пойти с ним и, взяв за руку, повел вперед. Смех и разговоры сразу же прекратились.
Все еще в странно-полусонном состоянии, я встала у костра, безразлично глядя на бандитов.
– За эту женщину Шеннон готов заплатить огромные деньги, – объявил Монтойа. – Пусть никто не смеет причинить ей вреда. Иначе я убью первого, кто прикоснется к ней. Зарубите на носу – она здесь не пленница, а гостья. Понятно?
Монтойа, по всей видимости, был уверен в своей власти над людьми. Все дружно закивали, хотя общее любопытство было почти ощутимым. По-видимому, они считали меня одной из многочисленных любовниц Монтойа. Но какое это имело теперь значение?
Я спросила только, зачем нужно было выставлять меня напоказ, но Монтойа сурово покачал головой.
– Нужно было их остеречь. Мои люди иногда не в силах сдержаться. И, как уже сказано раньше, я вами искреннее восхищаюсь, сеньорита Ровена.
– Странный способ его показывать, – огрызнулась я. Чего добивается этот человек? Играет со мной в кошки-мышки? Пора бы ему перейти к делу!
Монтойа тихо усмехнулся.
– Думаю, вы поймете, как только хорошенько все обдумаете. Не возражаете, если я закурю?
Я нетерпеливо тряхнула головой; кончик тлеющей сигары на мгновение осветил его лицо.
– С самой первой встречи я понял, что передо мной умная и решительная женщина, и теперь рад, что вы восприняли все так спокойно. Конечно, я должен извиниться за те методы, которые был вынужден применить, чтобы… скажем так, спасти вас. О, вы напрасно так вскинулись, поверьте, все к лучшему.
– Да, если еще вспомнить о деньгах, которые вы получите, когда возвратите меня Тодду Шеннону!
– И это, конечно. Я не филантроп… всего-навсего бедняк, вынужденный собственным трудом зарабатывать на жизнь. Сеньор Шеннон может позволить себе расстаться с деньгами. И даже мой упрямый друг Илэна Кордес согласилась, что со смертью Рамона и возвращением Хулио к своему племени больше ничего не остается.
– А Люкас? – вызывающе спросила я. – Илэне нужно было выдать меня за одного из своих сыновей! Почему не за Люкаса?
Монтойа с преувеличенным терпением покачал головой:
– Но Люкас не сын Илэны. Не можете же вы притворяться, что не знаете об… особых отношениях между ними. Даже если… представьте, Илэна предложила это, но Люкас отказался. Он ведь тоже не очень-то сговорчив.
– Но…
– Посмотрите правде в глаза, сеньорита, ведь вы сильный человек. Люкас привлекает вас, несмотря на свои грубые манеры. Женщины вообще его находят неотразимым. И он хотел вас, особенно когда узнал о предстоящей свадьбе с Рамоном. Но спуститесь на землю. Вы воображаете, что влюблены в него, потому что отдались ему. Видите, я вполне откровенен. Но Люкас? Люкас всегда любил Илэну и будет всегда любить. Он хочет других женщин, берет их и, когда все кончено, возвращается к Илэне. Не будь вы
