опережение. Это следствие твоей растерянности, а не твое успешное вычисление киллера. Только так! Понимаешь – растерянность...
– А чем это лучше?
– Поверь мне, в растерянность поверят с большей охотой, потому что любой прокурор на твоем месте растерялся бы. Он считает тебя равным себе, если не считает себя выше. И против такой трактовки особых возражений иметь не будет, хотя для порядка, для поддержания собственного авторитета и строгости нравов среди следаков будет возвращать дело на доследование.
Силы к сопротивлению у Басаргина полностью кончились. Он отчаялся.
– Пиши, как знаешь. Я подпишу.
Майор, убедив оперативника в лучшем знании психологии прокурорских работников, принялся излагать ситуацию в соответствии со своими литературными вкусами.
3
Рассвет поднимался красивый, стремительный и величавый. На востоке, откуда солнце приходит обогревать Таджикистан, высятся горы, с которых, собственно, и начинается «Крыша мира». И золотистый солнечный диск выкатывается из-за далеких вершин стремительно. Это закаты здесь медленные, потому что на западе равнина хотя и высокая, но постоянно понижающаяся и понижающаяся вплоть до узбекской границы. И там солнцу долго скатываться за горизонт. Но рассветные часы всегда красивее закатных, потому что в них больше не ушедшей еще ночной прохлады. И потом рассвет всегда вселяет новую надежду, тогда как закат несбывшуюся надежду уносит.
Назар вынес из сарая домкрат.
– Давайте его сюда, хозяин.
Рахим молод и силен. Назар тоже по молодости силой обижен не был, но во время войны две пули вошли в живот, и до сих пор желудок не может переварить их. Боли в желудке преследуют Назара постоянно, и из-за этого он часто бывает зол и ворчлив.
Рахим приладил домкрат и вставил в гнездо монтировку. Стал поднимать кузов, отрывая его от рамы. Овцы, для маскировки загруженные еще вечером, загодя, начали обеспокоенно блеять.
Работа много времени не заняла. Да и высоко поднимать кузов не было очевидной необходимости.
– Давайте, хозяин...
Содержимое рюкзака Абдулло быстро перекочевало в тайник. Заботливой рукой Рахим, всегда склонный к аккуратности, расположил пакеты ровно, по всей поверхности, чтобы не подпрыгивали и не трепыхались в дороге. А то, не дай Аллах, пакет порвется – не расплатишься потом.
Рахим повернул гайку регулировки. Так же, как поднимал, опустил кузов и вставил крепежный болт. Кто догадается, что под ровной, обитой жестью поверхностью кроется тайник?
– Едем, хозяин?
– Сейчас, я в дом схожу.
Он зашел в свой сравнительно небогатый дом, может быть, даже нарочито небогатый, открыл холодильник и достал оттуда бутылочку «Альмагеля»[7]. Сделал три маленьких глотка. И только после этого заглянул в комнату к жене. Гульбахор спала лицом к стене, распустив косы по непримятой подушке мужа. Он не стал будить ее.
Вышел и молча стал открывать ворота, чтобы выпустить машину. Рахим уже сел за руль. Двигатель работает неровно. Плохой бензин в последнее время возят из Узбекистана.
Закрыв за машиной ворота, Назар сел в кабину:
– Поехали, что ли...
– Поехали, хозяин.
Дорога пыльная. Прямой стрелой идет через поле люцерны. Ветерок с рассветом не пришел, и пыль не уносится в сторону и не сразу осаживается на землю. Уже рассвело почти полностью. Рахим видит в зеркало заднего вида за спиной длиннющий пыльный шлейф.
Поле наконец закончилось. У поворота на асфальтированное шоссе стоит старенький милицейский мотоцикл. Рядом милиционер. Помахивает полосатой палочкой.
– Рано Губайдуло поднялся. Не случилось ли чего?
Назар вышел из машины вместе с Рахимом. Пожали руки милиционеру.
– Что везете?
– Не видишь, что ли? Овечек. Говорят, в воинской части мясо закупают.
– Я слышал. Только им уже со всех сторон столько понавезли – на три дивизии хватит.
– Может, уговорю... – вздыхает Назар. – Может, еще возьмут...
– Им и хранить-то негде...
– Русские мяса много кушают. Это нам надо – лепешку да гроздь винограда. И сыт. А солдатам мясо каждый день положено.
– Справка от ветеринара есть?
– Как без справки... Обязательно есть справка.
Назар достал из кармана и развернул вчетверо сложенный лист помятой бумаги. Протянул. Милиционер посмотрел равнодушно, не читая, обратил внимание только на подпись и дату. И вздохнул:
– Старая справка-то... В прошлом месяце еще выписана.
– Так я в прошлом месяце еще на базар в Душанбе собирался. Оптовикам хотел сбыть. Да язва выехать не дала. Сейчас вот решил.
– Не примут у тебя овец с этой справкой. Не примут...
Губайдуло вздохнул еще раз.
– Попрошу... Может, уговорю... А ты что так рано поднялся?
– Начальство из области приехало. Бакшиш надо...
Теперь вздохнул Назар. Но достал из кармана сто долларов. Сунул в руку милиционеру.
– Проезжайте.
Они поехали. По шоссе ехать быстрее. И уже не такое большое облако пыли остается за спиной. Через два часа грузовик въехал в поселок и сразу свернул вправо, на грунтовую дорогу. Не доезжая задних ворот военного городка, стоял около бетонного забора груженый «ЗИЛ». Рахим не стал объезжать его, а встал рядом, загородив дорогу тому, кто соберется проехать здесь же. Но дорога эта и так используется редко, а в такие ранние часы не используется совсем.
В «ЗИЛе» открылись сразу обе дверцы. Вышли водитель-прапорщик и майор.
Поздоровались за руку.
– Товарищ майор Пряхин всегда был хорошим человеком, – шутливо сказал Назар. – Он обязательно купит моих овечек.
Овцы в кузове жалобно блеяли. Им дорожной пыли досталось больше, чем людям.
– У меня от одного только запаха баранины изжога начинается, – усмехнулся Пряхин. – Мне бы лучше свинины попостнее, а сало я прапорщику Собченко отдам. Он любитель...
У Назара от таких слов дрожь омерзения по телу пробежала. Он не понимал, как вообще можно есть свинину и при этом считать себя человеком.
Рахим деловито достал домкрат и стал прилаживать его под кузов.
Еще через десять минут вся партия героина перекочевала под сиденья и за спинку в кабине. Там тайник старый и проверенный. Майор тем временем отсчитывал сто стодолларовых купюр.
– Когда будет следующая партия?
– Пограничники, подлецы, все перекрыли. И не знаю даже, – пожал Назар плечами. – Сообщат... Обещают на следующий месяц. Я заказал сразу сто килограммов. Если ты целиком взять не сможешь, я отдам другому. У меня спрашивали... Как, осилишь?
– Я поднатужусь...
– Это как?
– Просто. Поищу деньги.
– Поднатужься.
– А ты сразу мне сообщи. Сигнал тот же.
– Конечно.
– Смотри только, чтобы все нормально было. В прошлом месяце я три раза тебя ждал.
– Да разве ж я виноват. Я же говорю – пограничники...
Назар убрал деньги в карман.
– Сегодня отправляете?
– Вечером поеду, в ночь. Не все еще для самолета загрузили... Да ночью и патрулей на дорогах меньше.
– Патрули тоже денежку любят... С ними надо ладить...
ГЛАВА 3
1
Уже пожали друг другу руки, но за порог Лысцов еще не ступил. Не торопится уходить.
– Держи меня в курсе дела, – попросил Басаргин.
– Обязательно. Каждую новость буду сообщать. Вдруг да выплывет у тебя ассоциация... И ухватим след заказчика. Я плотно связями этого Даутова займусь. В какой, кстати, редакции твой сосед работает?
– Понятия не имею. Не спросил. Растерялся.
– Ладно. И сам подумай. Не может быть, чтобы ты совсем концов не видел. Есть что-то обязательно, есть... В отместку убивают в двух случаях из ста. В девяноста восьми случаях – принимают превентивные меры. При таком процентном соотношении это реально принимать за рабочую версию. Если версия возникнет, все претензии прокурора отметутся сами собой, и никто к тебе не прицепится. Думай... В семь часов, говоришь, сосед-репортер появится... Я приеду.
