предпочел собственный транспорт общественному.
Он отвез Александру до дома, где в полуподвале размещалась мастерская.
– Саня, – сказал на прощание, – о предложении Костромина пока забудь. Никому ни слова. Это очень серьезное дело. Ни подругам, никому...
– Мог бы и не предупреждать, – она вздернула нос.
– Болтовней можешь все сорвать, если...
И продолжительная пауза.
– Что «если»?
– Если я еще соглашусь.
– Куда же ты денешься! – чуть ли не весело сказала Александра. – Какие сомнения могут быть, господин капитан... Не может быть никаких сомнений!
– Мне срок на раздумья дали до вечера. Вечером Станислав Сергеевич приедет за ответом.
– Что же ты сразу не сказал? Я бы никуда не поехала.
Вот что такое творческая работа. Большое преимущество – возможность ходить в мастерскую, когда вздумается. Иногда, особенно по утрам, когда вставать не очень хотелось, Басаргин даже завидовал жене.
– Главное, допоздна не задерживайся.
– Я после обеда приеду. Или ты из управления за мной заезжай. Коньяк купим и торт к чаю.
– Я заеду, – пообещал он и захлопнул дверцу изнутри. Снаружи эта дверца не закрывалась.
Утренний час пик уже прошел. Дороги более-менее проходимы для транспорта. И через сорок минут Басаргин уже поставил «Москвич» на стоянку около управления. Среди сияющих и блестящих лаком машин центра Москвы его развалюха смотрелась индейским вигвамом среди небоскребов Уолл-стрита. Усмехнувшись этим грустным мыслям, капитан прошел к своему подъезду. Дежурный при виде его встал и вышел из своего «аквариума».
– Привет, Басаргин, – протянул руку, здороваясь. – Ты, говорят, опять отличился?
– Вынудили.
– Авторский выстрел?
– Авторский выстрел.
– Сколько ты лбов за свою жизнь прострелил?
– Не считал. Но ты следующий на очереди...
Он поморщился бестактности этого бодрячка-майора, сложную эвенкийскую фамилию которого всегда забывал. Майор сам происходил из семьи охотников и всегда хвастал своим умением стрелять. Но повторить результаты Басаргина ни на одних стрельбах ему не удавалось.
Капитан быстро прошел в сторону финансовой части. Касса уже открылась. В очереди стояло пять человек. Все знакомы только в лицо. Хоть здесь повезло, не будет разговоров об утреннем происшествии. Потом подошли еще сразу трое. Эти поздоровались за руку. Тоже за «боевыми» – вместе были в командировке в Чечне. Но они не так информированы, как дежурный, и потому ничего еще не слышали об очередном авторском выстреле Басаргина.
Разговор шел только о том, чтобы смотаться из управления на пару часиков раньше окончания рабочего дня и обмыть «боевые». Александр отрицательно покачал головой.
– Я за рулем, это – во-первых, – сказал, не думая, что от него может еще пахнуть утренним коньяком. – И у меня сегодня много дел накопилось, это во- вторых. И я сегодня вне управления работаю, это в-третьих. Никак, ребята, не могу...
В управлении, вообще-то, не принято просто вот так пить. Даже по праздникам здесь стараются проявить сдержанность. Но вернувшиеся из Чечни сотрудники там приобрели особые привычки. Там выпивка – дело не просто обыденное, но почти обязательное. Там – иной мир и иные отношения к жизни, смерти и к службе тоже. Там даже не «стучат» друг на друга при чрезвычайных обстоятельствах, чтобы себя выгородить. Больше того, отношения там складываются так, что можно охарактеризовать их только одним понятием – «общежитие», когда все на виду у всех.
Посмеялись и сообща сделали экспертное заключение, что Александру суждено пожалеть об отказе.
Получив деньги, Басаргин сразу поднялся к себе на этаж. И, не заходя к себе, постучал в кабинет полковника Баранова.
– Войдите, – донеслось из-за двери.
Баранов оказался один. Читал материалы какого-то дела и при появлении капитана снял очки.
– Что дома не сидится?
– Забежал «боевые» получить... И... консультацию у вас.
– По поводу?
– По поводу утреннего разговора, Сергей Иванович. Что посоветуете?
– Ничего не посоветую, – ответил Сергей Иванович даже сердито. – Мне отпускать тебя – жалко. Не отпускать – тебя жалко. Видишь разницу?
– Вижу.
– Это большой рост и большие перспективы в росте. Интересная работа. Куда как интереснее нашей. С твоими-то способностями к аналитике... Ты можешь далеко пойти и стать звездой мирового уровня. А вообще, это дело стоящее. Я бы и сам согласился, только мне не предлагают.
– Ясно, товарищ полковник. А я надеялся, что вы меня отговаривать будете...
– Надеялся он... – ворчливо усмехнулся Баранов. – Санька как? Оклемалась?
– Нормально. Я клин – клином... Рассказал о предложении комиссара. Сразу успокоилась и стала размышлять: сможет ли она зарабатывать себе на жизнь уличным художником на Монмартре. Отвез ее пока в мастерскую, чтобы дома одну не оставлять. На обратном пути заеду. Пожелания будут?
– Согласишься?
– Соглашусь.
– Ну и ладно... Тогда иди. Думаю, оформление еще затянется. Потому не прощаюсь. Завтра с утра на службу жду.
Капитан вышел. Его кабинет располагался в том же крыле, только в другом конце коридора. Он пересек коридор как можно быстрее, чтобы никто не вышел и не остановил с разговором о прошедшем утре. Подполковник Елкин, сосед по кабинету, участник вчерашней операции, еще, должно быть, отсыпался. Александр снял печать, открыл дверь своим ключом, вошел и осмотрелся. Сообщив Баранову, что решил дать согласие комиссару Костромину, Басаргин уже почувствовал себя в этом кабинете чужим.
Странное, как сам осознал, чувство. Вот на вешалке еще висит его куртка, в которой пришел в конце весны на работу, а днем установилась страшная жара, и потому решил оставить куртку здесь. С тех пор и висит. На подоконнике стоит желтый, странной формы электрический чайник, который принес из дома, потому что на день рождения жене старая, случайно нагрянувшая в Москву подруга подарила новый. Вот стоит сейф, состоящий из двух отсеков. В верхнем отсеке хранятся папки с делами, исписанными почерком Басаргина, а в нижнем отсеке всякая ерунда из личного арсенала ерунды – три различные кобуры, нож-мачете, привезенный из Чечни, нунчаки, купленные по случаю, какие-то групповые фотографии и даже кусок камня от постамента под памятником Дзержинскому, который стоял неподалеку на площади. И еще что-то подобное, положенное в нижний отсек еще много лет назад и благополучно забытое.
Неужели это все уже не его?
Нет, это все его, но это все необходимо будет унести или выбросить, в зависимости от надобности. А дела придется передавать другим сотрудникам. Ум понимал естественность процесса, но ностальгические нотки больно щипали сердце.
Чужой кабинет...
Он все же сел за свой стол, включил компьютер, вошел в базы данных и открыл раздел «Антитеррор». Экран с интервалом в пару секунд замигал левой половиной окна – с синего на красное и обратно. Предупреждение, что для полного доступа следует набрать пароль. Пароль Басаргин не знал, официально запрашивать разрешение тоже не захотел, потому что решил никому пока не говорить о новом повороте своей судьбы, а если Костромин прикажет, то вообще не говорить о новом месте работы. Это все организационные вопросы, которые еще предстоит решить. И потому он вошел в систему с ограниченным доступом. Здесь была только история антитеррористических операций, но без подробностей, которые могли бы пригодиться в дальнейшем. Расстроившись, что не сумел набрать дополнительную информацию, Басаргин выключил компьютер. Впрочем, вскоре он догадался, что расстраиваться ему нет смысла. Если его приглашают на работу в такую солидную организацию, то наверняка не сразу «бросят» в дело, чтобы грудью прикрывать амбразуру, а предварительно будут чему-то обучать. Или, по крайней мере, откроют доступ к файлам, которые дадут информации больше, нежели есть в базе данных ФСБ.
У Интерпола база данных со всего мира...
Перед уходом Александр открыл верхний отсек сейфа, собираясь положить туда пистолет, подумал и только забрал комплект для чистки оружия, чтобы воспользоваться комплектом дома. Оружие он любил содержать в порядке и всегда испытывал какое-то удовольствие от ухода за ним...
3
Душанбинский аэропорт ночью прохладный и приятный.
Особенно хорошо это чувствуется после дневной жары. И еще здесь по ночам безумолчно поют то ли сверчки, то ли цикады, то ли еще какие-то насекомые и квакают в арыках лягушки. Днем этих звуков почти не слышно. Разве что лягушки голос подают. Но у них период такой – свадьбы... А что за свадьба без песни, пусть даже и без гармошки...
Здание туалета для пассажиров находится не в самом аэровокзале, а справа от него, среди густых кустов. Грязная бетонная коробка с надписями на таджикском языке по стене. Паленой резиной писали. Что там написано, подполковник Воронов не понимает. Он вообще не только читать, он разговаривать по- таджикски не умеет, хотя уже третий год регулярно летает в Душанбе по два раза в месяц.
Подполковник прошел мимо туалета по асфальтированной дорожке, попыхивая сигаретой. Со стороны посмотреть, просто русский офицер прогуливается. Дальше эта дорожка ведет к месту высадки пассажиров, месту выдачи багажа, а если мимо металлических ограждений пройти, то выйдешь на стоянку для транспорта. Оттуда, со стороны стоянки, навстречу подполковнику двигался еще один офицер. Встретились они около ограждения из гнутых труб и сетки-рабицы. Молча пожали руки. Посмотреть, встретились два старых товарища. Остановились поболтать о жизни и о службе.
– Привезли?
– Как обещано, товарищ подполковник. Я же еще ни разу вас не подводил.
– Подводил. В прошлом месяце.
