...Я слышу, как кто-то поднимается по деревянным ступеням к моей открытой двери. Шаги тяжелые и медленные, слегка запинающиеся и неуверенные. Я думаю, что поднимающийся, быть может, немолод и не энергичен, и что это человек с конфликтами, чем-то подавленный, в основном неуверенный и зависимый. Скажем, мой диагноз верен (а мы часто обнаруживаем, что наши суждения, базирующиеся на экспрессивных проявлениях, например походке, подтверждаются). Суть в том, что бо́льшая часть личности человека конвергирует в его обычной повседневной активности. Бо́льшая, но не вся. Многие важные черты его жизни не обнаруживаются в его походке. Из нее я не могу вывести, что он эстетически, чувственно, интеллектуально одаренный человек или агностик.
Наше рассмотрение черт и диспозиций имело дело главным образом с множественностью в организации личности, но оно также допускает некоторое объединение. Например, кардинальная диспозиция по определению является признаком единства. Вспомним страсть Толстого к «упрощению жизни» и ведущий идеал Швейцера – «благоговение перед жизнью». Обе эти кардинальные черты выражают равную (и очень высокую) степень единства.
Далее, в нашей теории черт и диспозиций мы также учитываем их взаимозависимость . Они переплетаются, как нити в гобелене. Когда человек действует, в игру вступают несколько диспозиций. Можно извлечь двадцать восемь видов мороженого из двадцати восьми контейнеров с этикетками, но у нервной системы нет отдельных контейнеров, у нее есть только структурные сети.
И наконец (это самое важное), наше рассмотрение развивающегося чувства Я (глава 6) была прелюдией к нашей нынешней дискуссии о единстве. Сам термин Я подразумевает единство. В течение нескольких десятилетий психологи отбрасывали это понятие, но теперь вернулись к нему и признают, что без него нет адекватного способа говорить о некоторых морфогенетических аспектах личности.
Философские взгляды
Многие философы утверждают: все, что мы делаем, говорим или чем являемся, предполагает единство. Это относится даже к такому простому и обычному переживанию, как разочарование . Человек не может чувствовать себя разочарованным, если не пережил предыдущих стадий: желания, ожидания и невыполнения, каждая из которых относится к одному и тому же действующему субъекту. Доказательство единства – наличие у нас внутри переживаний конфликтов и столкновения целей. Нынешний конфликт можно ощутить только соотнося его с предшествующим единством или с надеждой на единство в будущем. Следовательно, конфликт, диссоциация, даже дезинтеграция личности не имеют смысла без предположения, что человек (изначально, в конечном счете и неизменно) – фундаментальное и устойчивое единство [575] .
Эта проблема беспокоила многих (возможно, большинство) философов, но не все они пришли к таким же выводам. Юм, например, неохотно и без энтузиазма пришел к выводу, что устойчивый действующий субъект ( Я ) – больше иллюзия, чем фундаментальный факт. Он решил, что человек состоит из дискретных кусочков опыта. Уильям Джеймс, сражавшийся с той же проблемой, пришел к заключению, что единого цементирующего принципа нет, а единство обеспечивается наложением последовательных состояний и действий, подобно тому как единство драночной кровли обеспечивается перекрытием полос дранки.
К противоположному выводу, как мы видели в главе 6, пришел Кант. Он утверждал: так как мы знаем, что наши отдельные действия – наши , должно существовать «чистое эго », непрерывно гарантирующее личностное единство на протяжении жизни. Философы, следующие за Кантом, могут принять одну из двух точек зрения. Либо они считают, что Я – пассивный гарант единства, «устойчивая почва» без активного участия и «вмешательства»; либо они считают, что Я – агент , который желает, направляет, управляет, отбирает поведение и таким образом активно кует единство.
Развивая эту последнюю точку зрения, психологи-томисты говорят, что объединяющее Я имеет объективную и неизбежную цель. В природе Я – стремиться (не всегда успешно) к более высокой степени совершенства, чем та, которая существует сейчас. Даже слабейшая жизнь
