но если вы будете ему следовать, уверена, вы убедитесь в том, что он работает.
– Поможет? – заорал он и достал из кармана помятый листок. – Этот чертов план – поможет? – Он изорвал его в клочья.
Мне вдруг стало страшно. Господи, я же его совсем не знаю. Пустить в дом совершенно незнакомого человека, к тому же психически, мягко говоря, неуравновешенного, о чем я только думала? Идиотка. Я отошла от него подальше, но он не обратил на это внимания.
– Именно из-за него все и произошло. «Звоните кому-нибудь из своего «чрезвычайного списка», как только у вас возникнут суицидальные мысли», – так там сказано. Кто у меня идет в списке под номером один? Вы. Я позвонил. Вы не ответили. Вторым номером в гребаном списке должна бы идти моя девушка, а третьим – мой лучший друг, но их там нет. Моя мать умерла, а отец при смерти. И их в списке нет. В каковой связи переходим с следующему совету: «Сделайте что-нибудь, что вас порадует, как только у вас возникнут суицидальные мысли». – Он сжал обрывки списка в кулаке. – Поскольку я сегодня уже успел поесть и прогуляться, какие мне еще оставались радости? Я вспомнил, что мы проходили мимо детской площадки, откуда доносились веселые вопли, и подумал, что малюткам там охренительно радостно, так, может, они и меня, черт подери, слегка порадуют. И вот я сел там на скамейку, битый час просидел, ни хрена особо не порадовался, а потом заявились полицейские и стали спрашивать, а не педик ли я часом! Ясное дело, я взбесился, что он принял меня за извращенца, подглядывающего за детьми. Поэтому можете взять свой антикризисный план и засунуть его себе в известное место! – проорал он и швырнул обрывки в воздух. – Парень вашей подруги ее бросил, ее мать умерла, и у вас самой дела немногим лучше. Спасибо, вы показали мне, как прекрасна жизнь.
– Ну что уж так, – невнятно промямлила я.
Я пыталась себя убедить, что не надо его бояться. С одной стороны, мы, конечно, едва знакомы, но нельзя сказать, будто я его совсем не знаю. Я видела, он может быть и добрым, и романтичным, и веселым. Правда, когда он в ярости, поверить в это непросто. Потихоньку, чтобы Адам не заметил, я скосила глаза на дверь, прикидывая, смогу ли убежать от него. Да, я могу удрать. Могу позвонить в полицию, рассказать им, что произошло на мосту, как он пытался покончить с собой, и немедленно выйти из игры, потому что я ее проиграла. Все запутала и испортила.
Чтобы успокоиться, я сделала глубокий вдох и попыталась унять сердцебиение. Он меня ужасно напугал своими криками, мне трудно было сосредоточиться. Впрочем, он умолк и мрачно на меня уставился. Надо что-то ему сказать, что-то сочувственное. Ну да, и он опять взорвется от ярости. Нет, этого нельзя допускать. Он не должен терять самоконтроль. Если с ним что-нибудь случится, я этого не перенесу. Не здесь, не со мной, никогда.
Я прочистила горло и заговорила, сама удивляясь тому, как спокойно звучит мой голос:
– Я понимаю, вам было от чего прийти в ярость.
– Конечно, было.
Однако сказал он это уже без прежней злости. Кажется, тот факт, что я это признала, его немного утихомирил. И я тоже слегка успокоилась. Может быть, я все-таки справлюсь. Во всяком случае, имеет смысл попробовать еще. Нельзя так сразу сдаваться.
– Есть одно хорошее средство.
Я быстренько проскользнула мимо него, держась как можно дальше, и прошла на кухню. Взяла из холодильника шесть яиц и каждое надписала черным маркером. Руки у меня дрожали, но я справилась: Бэзил, Шон, Мария, Отец, Лавиния и Кристина. Потом открыла кухонную дверь, выходящую в узкий сад позади дома.
– Идите сюда, – позвала я.
Он недоверчиво глядел на меня потемневшими, усталыми глазами.
– Ну что же вы, – уже более настойчиво произнесла я.
Мне не хотелось на него давить, но и поддаваться нельзя. Я взяла на себя ответственность, значит, он должен меня слушать. Он пожал плечами и неохотно подошел.
– Вот шесть яиц с именами тех, кто так или иначе прямо сейчас вызывает ваше раздражение. Швырните
