раскат. Металлические останки грузовика разлетаются в разные стороны, и в разные же стороны рвутся огненные языки. Стоящих поблизости людей охватывает пламя. Мостовую взрывает дождь из гвоздей, шурупов и стальных шариков, которые прошивают живую плоть и камень, словно картечь.
Из-за взрыва площадь на мгновение освещается адским огнем, а потом превращается в почерневший дымящийся кратер. В груде обугленных тел лишь изредка кто-то шевелится. Окровавленные раны разверзлись, словно пасти.
Вот на скамейке сидит женщина. У нее снесло полчерепа. Видно серое мозговое вещество. По лицу и куртке ручьем льется кровь, а она непонимающе смотрит на телефон, словно решает, надо ли кому-нибудь позвонить.
Вот ковыляет почти обнаженный мужчина, обгоревшие остатки одежды свисают с него окровавленными лохмотьями и похожи на заскорузлые бинты. Вместо гениталий — кровавое месиво, кровь стекает по ногам. Вот еще один — без носа. И третий — с выбитыми зубами. А у четвертого оторвало нижнюю челюсть, язык безвольно болтается.
— Помогите! — просит женщина в свитере с оленем Рудольфом. — Помогите, пожалуйста!
Но если бы кто-нибудь и отозвался на ее отчаянный призыв, она бы все равно не услышала. Барабанные перепонки у бедняжки лопнули, красный свитер на плечах пропитался красной кровью. Нос Рудольфа мигает — в свитер вшита батарейка, — и мигание это похоже на сигнал SOS.
Вот мертвый Санта-Клаус раскинул в стороны руки и ноги. Головы у трупа нет.
Посреди площади сидит Чейз. Он ничего не слышит сквозь звон в ушах. Вернее, это даже не звон. Больше похоже на визг, словно оглушительно скребут лапками тысячи насекомых. Вокруг окровавленные и обугленные жертвы, кто-то лежит неподвижно, кто-то ползет, кто-то с трудом ковыляет. Все застилает дым, везде пламя, и контуженному Чейзу кажется: он снова оказался на войне.
К нему бежит человек в дымящемся пиджаке и с пистолетом в руке. Уильямсу он смутно знаком. Губы человека двигаются, но ничего не слышно. Только визг насекомых. Вот подбегает еще один. И еще. Они выныривают из дыма, окружают его, открывают и закрывают рты, но Чейз слышит лишь ужасный оглушительный шелест лапок. Нужно бежать, однако ноги отказываются повиноваться. Нужно закрыть глаза и притвориться, что ничего этого нет, но люди дотрагиваются до него, толкают, пытаются поднять на ноги. В конце концов Чейз не выдерживает и принимается вопить что-то неразборчивое.
Там наверху, в небе, просвечивает сквозь дым месяц. Внутри у губернатора разгорается огонь. Буйвол велел не принимать люпекс за сутки перед церемонией. Ему нужно было хорошо соображать. Если не волноваться, все будет хорошо. Так он сказал. Они обсудили, как нужно дышать (вдох-выдох: глотнуть свежего воздуха — выдохнуть отраву). Что делать, если кто-нибудь вдруг пристанет с вопросами. Как сконцентрироваться на приятном моменте.
Сердце бьется как бешеное, во рту появился привкус крови, внутри зашевелился волк. Чейз тяжело дышит, встает на четвереньки, выгибает спину, и тут его левое бедро пронзает острая боль.
Он вскрикивает, но это Буйвол — душит его в объятиях и шепчет: «Тихо-тихо». В руке у него шприц с успокоительным, маленький, не больше авторучки. Именно его он и всаживает в бедро Чейзу. И губернатора тут же охватывает вялое спокойствие, заглушающее страх.
Буйвол. Чейз вглядывается в старого друга. Непомерно крупный лоб весь в крови. Уильямс хочет спросить, не ранен ли Август, но слова не идут. Одна половина очков у Буйвола покрылась сажей, но в другой, чистой, Уильямс видит свое собственное отражение: лицо в поту, несмотря на холод; он побледнел и сильно смахивает на мумию.
Несколько камер чудом уцелело. Журналисты наводят их на губернатора, но потом резко дергают в другую сторону. Где-то над головой внезапно раздаются громкие хлопки, похожие на выстрелы. Постепенно в расплывающемся фокусе камер оказывается рождественская елка. Дерево в огне. Сначала пламя трепещет оранжевым ореолом вокруг отдельных веток, потом поднимается выше, пожирая иголки, разрастается и гудит, заглушая вопли, рев автомобильных сигнализаций и отдаленный вой сирен.
Один за другим взрываются электрические фонарики из елочной гирлянды, красные, синие, зеленые. Вот лопнули два, вот еще шесть, потом сразу пара дюжин. В воздухе повисают крошечные облачка
