— Не знаю. Может, и помню. — Он приподнялся и сунул Джо влажную вялую руку. — Зови меня Крот.
— Рад снова встретиться. — Джо сел напротив него, а Мазо, обойдя столик, устроился рядом с сыном.
Крот чистил апельсин, бросая корки на столик. На его длинном лице застыла вечная гримаса недоуменного подозрения, словно он только что услышал шутку, которой не понял. Его курчавые темные волосы редели на лбу, шея и подбородок были мясистыми, а глазки он явно унаследовал от отца — темные и маленькие, словно карандашные острия. Но в нем ощущалась какая-то заторможенность, туповатость. Он не обладал отцовским обаянием или отцовским хитроумием, потому что они ему никогда не требовались.
Мазо налил Джо чашку кофе и протянул ее через стол:
— Все в порядке?
— В полном, сэр. А у вас как?
Мазо покачал рукой в воздухе:
— Бывают хорошие дни, а бывают плохие.
— Надеюсь, хороших больше, чем плохих.
Мазо поднял рюмку анисовой, чтобы за это выпить:
— Пока да, пока да.
Джо тоже поднял рюмку:
—
Мазо с Джо выпили. Крот бросил в рот дольку апельсина и стал чавкать, не закрывая рта.
Джо в который раз подумал, что в их довольно-таки жестком деле крутится неожиданно большое число самых обычных парней, которые любят жену, проводят выходные с детьми, чинят свои машины, рассказывают анекдоты в ближайшей закусочной, беспокоятся, что о них думает мать, и ходят в церковь попросить у Господа прощения за все те ужасные вещи, которые им, отдавая кесарю кесарево, приходится совершать, чтобы прокормить семью.
Но в их деле существовало такое же количество свиней. Злобных выродков, главное свойство которых заключалось в том, что они сочувствовали ближнему не больше, чем осенней мухе, бьющейся в стекло.
Крот Пескаторе относился как раз ко второй категории. К тому же он являлся сыном отца-основателя того дела, что объединяло их всех. Так уж получилось, что все они оказались причастны к этому делу. Привиты к нему, как к стволу дерева. Зависели от него.
За эти годы Джо успел познакомиться со всеми тремя сыновьями Мазо. Он встречался с Бадди, единственным сыном Тима Хики. Он видел сыновей Чьянчи в Майами, сыновей Батроне в Чикаго, сыновей Диджакомо в Новом Орлеане. Все их отцы являли собой грозный пример людей, которые сделали себя сами. Людей с железной волей и с некоторой долей проницательности. Людей, совершенно не ведающих сочувствия. Но все-таки людей, без всякого сомнения — людей.
А сынки этих людей, думал Джо, слушая, как Крот чавкает на всю комнату, — каждый их сынок — просто оскорбление для человечества, черт побери.
Пока Крот поедал апельсин, а потом еще один, Мазо с Джо обсудили, как прошла эта поездка Мазо на юг, обсудили жару, Грасиэлу и будущего ребенка.
Когда эти темы были исчерпаны, Мазо извлек газету, засунутую в соседнее кресло. Он захватил бутылку, обошел столик и уселся рядом с Джо. Налив им еще по рюмке, он развернул «Тампа трибьюн». С газетной полосы на них глядело лицо Лоретты Фиггис, а сверху шел заголовок:
СМЕРТЬ МАДОННЫ
— Это та девчонка, из-за которой вышли нелады с казино? — спросил он Джо.
— Она самая.
