Я сделала глоток, прежде чем ответить. Джина на два пальца, ломтик лимона и побольше тоника.
— Может быть, — произнесла я. — Я уже не знаю, что правильно, а что нет.
— Она ему нравится. Уверен, что она ему нравится. Мы разговаривали, когда смотрели новости на днях, и Уилл упомянул ее два раза. Прежде он этого не делал.
— Да. Но не слишком обольщайся.
— По-твоему, я обольщаюсь?
Стивен отвернулся от огня. Я видела, что он разглядывает меня, возможно, отмечает новые морщины вокруг глаз, тревожно поджатые губы. Он взглянул на золотой крестик, который я в последнее время не снимала. Мне не нравилось, когда он так смотрел. Невольно казалось, что он сравнивает меня с кем-то другим.
— Просто я реалистка.
— Такое впечатление… такое впечатление, что ты уже ждешь, когда это случится.
— Я знаю своего сына.
— Нашего сына.
— Да. Нашего сына.
«Нет, моего, — подумала я. — Тебя никогда не было рядом с ним по-настоящему. На эмоциональном уровне. Ты всего лишь пустота, на которую он упорно пытался произвести впечатление».
— Он передумает, — сказал Стивен. — Времени еще много.
Мы стояли в комнате. Я сделала долгий глоток, по сравнению с жаром огня напиток казался ледяным.
— Я все думаю… — произнесла я, глядя в камин, — все думаю, может, я что-то упускаю.
Муж продолжал за мной наблюдать. Я чувствовала его взгляд, но не могла посмотреть ему в глаза. Возможно, в этот миг он был готов меня коснуться. Но, по-моему, мы уже слишком отдалились друг от друга.
— Выше головы не прыгнешь, дорогая. — Он отпил из стакана.
— Я в курсе. Но ведь этого недостаточно!
Стивен снова повернулся к огню, без необходимости вороша поленья кочергой, пока я молча не вышла из комнаты.
Он прекрасно знал, что я так поступлю.
Когда Уилл впервые сказал мне, чего хочет, ему пришлось повторить дважды, поскольку я была совершенно уверена, что неправильно расслышала в первый раз. Поняв, что именно он предлагает, я хладнокровно заявила, что это абсурд, и вышла из комнаты. Возможность уйти от человека в инвалидном кресле — несправедливое преимущество. Между флигелем и главным домом две ступеньки, и без помощи Натана он не может их преодолеть. Я закрыла дверь флигеля и замерла в своем коридоре, а спокойные слова сына продолжали звенеть в ушах.
Кажется, я не шевелилась полчаса.
Он не унимался. Уиллу всегда нужно было оставить за собой последнее слово. Он повторял свою просьбу каждый раз, когда я заходила его повидать, пока я почти не возненавидела эти визиты. «Я не хочу так жить, мама. Не о такой жизни я мечтал. Надежды на выздоровление нет, и потому вполне разумно просить помочь мне достойно уйти». Я слышала его и живо представляла, каким он был на деловых встречах. Работа сделала его богатым и высокомерным. В конце концов, он привык, чтобы к нему прислушивались. Он не мог смириться, что в некотором роде я обладала властью над его будущим, что я вновь стала матерью.
Согласиться меня заставила совершенная им попытка. Дело не в том, что моя религия запрещает
