Косматые вошли в чудной дом. Одноглазый сказал:
— Мы принесли добычу, она упала с неба.
— От нас ничего не скроется, — заверил с гордостью другой косматый.
Мамаша была счастливой обладательницей громадной головы, громадного носа и громадных глаз. Все это покоилось на маленьком сгорбленном теле. На голове был чепчик, очевидно, никогда не стиравшийся. Еще одной достопримечательностью являлся огромный рот, по наследству передавшийся сыночкам.
— Негодники, — сказала косматым мамаша и склонилась над связанной принцессой. — Так… — Громадный нос нюхал, громадные глаза-блюдца присматривались. Потом старуха ткнула в Эмму палкой, на которую до этого опиралась. — Худая. Мяса почти нет. Что тут есть?
— Можно откормить, — ответил одноглазый. — Люди быстро толстеют, особенно девицы, которых угощают выпечкой.
Здесь людоед был совершенно прав. Косматые братья поддержали его. В лесу нечасто встретишь юную девственницу, так что им, можно сказать, крупно повезло.
— Мамочке готовить? Печь и горбатить спину? — заворчала старуха.
— Зато потом мясо ее будет нежным, сладким, — протянул одноглазый. Его серый язык высунулся изо рта и совершил рейд по губам.
— Да, да, да, да… — закивали, глотая слюну, косматые.
— Ладно! — Уродливая людоедка взмахнула палкой и ласково огрела одноглазого по макушке. — Откормим и съедим на мой день рождения.
Косматые разволновались. День рождения мамочки был только через две недели.
— Сделаем пирог?
— Лучше жаркое!
— Нет, гриль! Я возьму бедрышко!
— Печень с картошкой и луком!
— Цыц! — На этот раз палка была отнюдь не ласковой и отвесила косматым серию тумаков.
Они замолчали. Не очень мудро злить мамочку.
— Не перестанете орать, вообще ничего не будет, я сожру ее одна!
Братья стали смирными, как вышколенные солдаты. Одноглазый поднял Эмму с пола и понес через весь дом, оказавшийся гораздо больше внутри, чем снаружи, на кухню. Там была большая печь, большой стол и много утвари. Людоеды всегда трепетно относятся к приему пищи и всему, что с этим связано. Для людоеда кухня — храм, где вершатся таинства. Все в нем должно быть идеальным. Во всяком случае, на взгляд каннибала, ибо нормальный человек нашел бы окружающую обстановку преотвратной и сбежал бы отсюда в мгновение ока. Принцесса сбежать не могла, до сих пор находясь в обмороке. Только позже она увидит, каков здешний интерьер.
Кухню украшали кости и черепа. Мамочка любила «искусство», к тому же полагала, что сила съеденных обязательно переходит к съевшему, а останки жертв лишь укрепляют домашний очаг. Мамочка никому не доверяла оформление священного места и сама следила, чтобы краска на костях и черепах не облупилась, чтобы крысы и мыши не покушались на ее сокровища, и собственноручно морила тараканов. Но главное — запах мертвечины, который просто обязан быть, по мнению старухи, густым и сшибающим с ног. Он являлся важной частью атмосферы, примерно как дымящийся ладан в храме какого-нибудь божества. Человек, не разделяющий людоедского образа жизни, войдя в кухню, сразу упал бы в обморок от вони, но косматые лишь чувствовали усиление аппетита.
Один из них открыл клетку, стоявшую в дальнем конце кухни, и одноглазый забросил туда Эмму, предварительно избавив ее от пут. Принцесса упала мешком, впервые после удара по голове издав слабый стон.
— Будет толстой, будет сочной, будет сладкой, — сказал одноглазый, пощупав Эмму за левую ягодицу. По его мнению, это место — его любимое — было удручающе худым.
Клетку закрыли, навесив на нее большой замок, сам вид которого должен был отнимать у пленников всякую надежду на спасение.
Косматые полюбовались на добычу. Конечно, было бы лучше, достанься им толстуха, но по странной прихоти судьбы в лес попадали в основном худые. Надо обладать немалым терпением, чтобы откормить очередного дохляка до нужной кондиции. И время. Да, то самое упрямое время, враг всякого людоеда, особенно того, кто является сторонником исключительно человеческой диеты.
Но мамочка знала секрет, способный за короткое время превратить самую тощую жертву в толстяка, поэтому насчет бурчания в животе беспокоиться не стоило. Косматые, облизываясь, вышли из кухни. В их красных глазенках сверкал адский пламень предвкушения.
— А ну за работу, лентяи! — раздался сварливый голос мамочки. — Натаскайте воды, нарубите дров да приберитесь в доме! И шевелитесь, пока я не сожрала кого-нибудь из вас!
Не мешкая, косматые бросились исполнять приказ. Цену мамочкиного гнева они знали хорошо. Когда-то их было четверо, включая сестру. Но та оказалась ленивой, ничего не хотела делать, а только ела и дерзила мамочке. Даже била своих братьев, ибо отличалась немалой силой.
Только вот мамочке надоели эти безобразия. Однажды ночью она отрезала спящей дочери голову ножом и бросила ее в котел. Из негодницы вышел отличный суп, который вся семья ела неделю. С той поры братья твердо усвоили: нельзя злить мамочку, если не хочешь разделить участь лентяйки.
Работа закипела. Братья носились взад и вперед, стараясь изо всех сил показать, насколько они полезны.
Старуха же не обращала на них внимания. Войдя в кухню, она приблизилась к клетке и села на табурет, задумчиво рассматривая принцессу своими громадными глазами. Мамочка была знатоком человеческой природы, поэтому с ходу определила, что девица-то непростая. Мало того, что одета в мужское платье, так еще и пахнет не как простолюдинка. Благородная кровь, сразу видно, нос мамочки не обманешь. Лишь однажды ей доводилось лакомиться подобным мясом. Такого ни один людоед не забудет.
В темной голове мамочки медленно двигались мысли. Если худышка из благородных, может быть, не стоит жрать ее? Можно потребовать у родственников выкуп. Сундук с золотом и бриллиантами вполне подойдет. Людоедка не знала, для чего ей в глубинах Мраколесья такое богатство, но сам факт обладания сокровищем грел душу. Статус, что ни говори, даже в таком месте немало стоит.
Старуха прищурилась, заметив, что девица начинает шевелиться:
— Привет, дитя.
Голос людоедки мог взбодрить отличной порцией страха кого угодно. Эмма отпрянула к задней стенке клетки, ударилась о прутья. Еще не до конца придя в себя, она решила, что видит кошмарный сон.
— Вы кто?
Мамочка улыбнулась. Ей нравилось, когда жертвы смотрят на нее с ужасом. Когда глаза их выбеливаются, становясь похожими на два кусочка мела.
— Какая вонища! О… — издав сдавленный звук, принцесса закрыла рот обеими ладонями.
— Не ври. Это не вонища, — почти с обидой возразила людоедка. — Хороший аромат. Такой и должен быть на кухне у хорошей хозяйки. — Она приблизила свой нос к самой решетке. — А это
— А…
Эмма огляделась, насколько позволяла клетка. Повсюду черепа и кости, в остальном вроде ничего особенного, кроме того, что здесь царит идеальный порядок.
Тошнота снова подползла к горлу. Если бы у Эммы было что-нибудь в желудке, она давно бы явила это миру.
— Почему я в клетке?
— Для твоей же безопасности, — ответила старуха.
— Как я…
— Тебя принесли сюда мои сыночки. Ты была одна, в лесу. В лесу опасно. И одинокой девушке там делать нечего.
Принцесса взглянула на нее недружелюбно:
— А в клетке, значит, мне будет хорошо?
