весь рост, картинно замер, а затем с хладнокровной меткостью отправил в лицо дикаря сочный плевок. Тот, не моргнув глазом, утерся и отвесил на сдачу такой удар, что Влад понял: на ринге с этим типом надо держать ухо востро, иначе пропустишь считалочку судьи, не услышав ни единой цифры.
Миш от удара брызнул осколками зубов и отправился в глубокий нокаут, а зап с невозмутимым видом обернулся к Владу:
— А ты что видел?
Влад много чего перевидал за последние дни, но делиться новостями не считал нужным. Однако конфликтовать тоже не хотел — пример с мишем от этого предостерегал. Потому отвечал нейтрально, не забывая приврать или слегка исказить истину.
— Да ничего. Разве что в буран надо мной пролетело что-то здоровенное, на птицу не похожее. Но вот сегодня видел я чудную штуку, что с небес спустилась прямо сюда, и думаю, что, наверное, это она и была, потому вам не в диковинку.
— Людей странных или животных незнакомых в степи не встречал? Или следы их?
— Нет. Только лисицы да зайцы. Ну и птицы разные, конечно. И бизон один раз.
— А шум в ночи?
— Так я ночью сплю. Если что и шумит, не слышу.
— А почему одежда опалена?
— Да в костер ночью закатился. Холодно было, вот и потянуло к теплу.
Потеряв к Владу интерес, зап уставился на Хрюка:
— А ты? Или такой же дурак и ничего не можешь сказать?
— Отчего не сказать? Скажу, коль спрашиваете. Ночью прошлой на юге полыхнуло. Хорошо полыхнуло, аж на полнеба. А потом грохотало, будто после недалекой грозы. А днем мы вышли к лагерю охотников, и скажу я вам, что немного от него осталось. Даже больше скажу: вообще ничего. Раскидало все в труху и хлам, да еще и пожгло. Сколько живу, такого не видел никогда. А еще в место это братья-луддиты очень уж четко шли, будто знали. Будто не я их вел, а сами. А это неспроста. Если не верите, так можете спросить брата Либерия, вот он, на вас таращится.
— Луддиты? Ты проводник их войска?
— Ну да. Так и есть.
— Как получилось, что далеко ушел от главных сил?
— Да брата Либерия приказали вести.
— Еще что видел странное?
— Даже не знаю… Ну разве что степь будто вымерла. Мало следов, дичи вообще не найти. Хотя зимой я по степи не ходил никогда, больше по горам, так что точно знать не могу, как должно быть. Да и чего здесь морозиться? Буран ведь за бураном.
— Я все услышал, теперь молчи.
Зап обернулся к Либерию и с деланым радушием протянул:
— Вижу, нас почтил визитом редкий гость. Брат-луддит. И не простой, а сам Либерий. Наслышаны мы о вас, очень даже наслышаны. И чем же мы заслужили такую честь? Что же вам не сидится на западной границе? Хотя, по слухам, вас вроде бы в Цитадель перевели, бороться с внутренней скверной?
— Раз ты, сын прокаженной собаки, согрешившей с дохлым козлом, сам все знаешь, то зачем спрашиваешь? — не совсем вежливо ответил луддит.
— Да так, от скуки скорее, чем по надобности. Крепкий вы человек, Либерий, да и воин бывалый. Не хотите ли сменить служение церковное на высокий чин в другом войске? Нам такие, как вы, пригодятся.
— Ты это всерьез сказал, гной крысиный?
— Ну не ради шутки же? Вы не поверите, сколько ваших братьев, теперь уже бывших, заняли достойные места в наших рядах.
— Думаю, их смерть будет такой же отвратительной, как твоя.
— Все возможно. Ради соблюдения порядка все же спрошу: а ты что видел странное?
— Видел, как твоя сестра, та, которая со свинячьим рылом вместо лица, продавала себя даром, а иногда предлагала приплатить серебром из своего кармана, но даже живущие под мостом вонючие бродяги не польстились на ее прыщавые прелести. И видел, что иногда вместе с ней этим же занималась твоя мать. Хотя, если подумать, что здесь такого странного?
Влад был уверен, что сейчас луддита отметелят в стократ качественнее, чем миша, но зап, равнодушно отвернувшись от луддита, приказал:
— Этот нам не нужен.
И, ткнув пальцем в Хрюка, вышел из загона.
Три оставшиеся запа молча подошли к плюгавому проводнику. Двое крепко ухватили его под руки, вздернули, заставив тело выгнуться назад. Почуяв неладное, Хрюк заголосил:
— Вы чего?! Вы чего такое делаете?!
Третий зап шагнул вперед, одновременно извлекая из ножен кривой длинный нож. Отбросив в сторону полу облезлой шубы, воткнул острие в живот жертве, отточенным движением провел в сторону, картинно развернулся на одной ноге, невозмутимо посвистывая, направился к выходу. Хрюк несколько мгновений издавал нечленораздельные звуки, будто подавился словами, а затем, наконец, издал длинный крик, перешедший в стон. Палачи, поддерживающие его под руки, с натугой встряхнули содрогающееся тело, и из-под шубы вывалился ком внутренностей.
Пленники, не считая все еще валяющегося миша, продолжали стоять, будто парализованные, не сводя взглядов с омерзительного зрелища. Лишь Либерий было дернулся, но тут же замер, когда перед лицом угрожающе промелькнул наконечник копья часового. Запы, чуть подержав, аккуратно опустили Хрюка на колени, затем вышли из загона. Несчастный проводник попытался было запихнуть внутренности обратно, но, застонав еще громче, завалился набок, свернулся калачиком и замер, изредка вздрагивая.
— Да что же вы делаете?! — наконец вышел из ступора Ретаил и, сжав кулаки, ринулся к выходу из загона, прямиком на часового.
Тот, ловко крутанув копьем, сбил его с ног ударом в голень и, от души пнув лежащего, насмешливым голосом пояснил:
— Нам эта падаль не нужна, потому и прирезали. Мелок он, хил и слаб. Нам нужны сильные. И спокойные. Вы тут посидите и подумайте, хотите быть нам нужными или сдохнуть, как бараны. Ты вот тоже не слишком силен, а на людей бросаешься. Плохо это. Думай.
Затем часовой закрыл калитку, зафиксировал ременные петли, служащие замками, и добавил:
— Тех, кто будет думать правильно, завтра, может быть, накормят. А самые правильные со временем получат номера. И они об этом никогда не пожалеют.
Спать было невозможно. Ночью резко похолодало, пленники сидели бок о бок, вжимая головы в плечи, и дружно тряслись. Прилечь негде, две связки тростника заняты, на остальной площади загона лишь утоптанный снег. Влада мутило от нестерпимого голода. Его восстанавливающемуся организму требовалась еда, причем много, но во рту уже сутки не побывало ни крошки.
— Я часто видел, что бывает с людьми, которых ловят запы, — неожиданно произнес Либерий. — Часть из них исчезает, чтобы потом стать запами, остальные заканчивают вот так. — Он указал на тело Хрюка. — Некоторых мы находили на столбах или деревьях, другие лежали на земле или в снегу. Они распарывают животы, отрезают пальцы, руки и ноги, ослепляют. Разное делают. Никто из пленников не умирает легко. Так происходит везде и всегда. Одинаково жестоко. Я думаю, что это не для пустой забавы. Есть смысл. Зачем?
Влад, борясь с зубовным перестуком, попытался ответить:
— Голос в моей голове называет это акцией устрашения.
— Голос в голове?
— Да, церковник, я часто слышу голоса. Очень часто. Не иначе как твои ангелы нашептывают. Ведь ты же знаешь, что запы прежде были нормальными людьми?
— Если ты о том, что они своих врагов превращают в союзников, то знаю. У них какой-то темный ритуал есть для этого.
