сказали, что представляют жизнь или смерть, на выбор. Теперь они вырядились скелетами, но каждый сохранил какой-нибудь отличительный знак, чтобы можно было узнать, кем они были при жизни: жезл коннетабля, топор разбойника…
И полководец грозный,
И гнусный лиходей
На трапезе загробной
Попотчуют червей…
Девушки, такие красивые на корабле, теперь превратились в уродливых кукол, молодые люди обернулись отвратительными паяцами. У принцессы на голом черепе торчал высокий головной убор, у шлюхи не было ничего, зато она намазала красной помадой вокруг зубов, и это производило чудовищное впечатление…
Они явились сюда все: папа в тиаре, сарацинка с вуалью под пустыми глазницами, студент с чернильницей, служанка с зеркалом…
Не различить, поверьте,
Принцесс и потаскух,
Когда на ложе смерти
Они познают мух.
Язычницу и папу
Пленил один кумир,
В кромешные палаты
Зовет к себе на пир.
Пусть прелесть ненаглядной
Поистрепалась малость,
Зато костей изрядно
Любовнику досталось…
Дурнота, охватившая Франсуа, росла, становилась невыносимой, но не столько даже из-за ужимок комедиантов, сколько из-за музыканта. Робен Левер сменил «t» на «s». Он оставил свой орган и, взяв в руки виолу, играл на ней сухо, механически, точь-в-точь как трувер во время черной чумы, когда Франсуа впервые познакомился с Пляской Смерти…
Черная чума, самое ужасное воспоминание в его жизни! Смерть матери, флагелланты, распятые евреи, избиение прокаженных. Франсуа хотел бы зажать уши руками, чтобы ничего не слышать, но ему недостало сил.
Вдруг одним радостным жестом скелеты избавились от земных знаков различия. И шлюха, у которой ничего не было в руках, стерла помаду, красневшую вокруг зубов. Теперь они все стали одинаковыми. Нельзя было даже отличить мужчин от женщин. Они закружились в неистовом хороводе, весело задирая ноги.
Пусть смерть глаза изгложет —
Мы больше не заплачем,
Смеяться только можем —
Такая вот удача!
Мы ждем вас в хороводе,
Пускайтесь с нами в пляс!
Отдайте дань природе,
Мы приглашаем вас!
Через дверь галереи, выходящую на Скобяную улицу, Франсуа заметил фасад больницы Святой Екатерины. Ее называли «приютом утопленников», поскольку именно туда приносили тех, кого вылавливали из Сены или находили мертвыми на улице. Если в течение дня за ними никто не приходил, назавтра их бросали в общую могилу кладбища Невинных.
Такая же судьба ожидает и его, если он упадет здесь замертво. Франсуа ни за что не должен был приходить сюда один. Горе одинокому!
– Отец…
Какая-то монахиня с темно-фиалковыми глазами коснулась его руки. Она была вылитой копией Маго д'Аркей, его проклятой любовницы. Значит, он уже в аду? Но почему?
Франсуа слабо произнес:
– Маго…
