– Я не Маго. Я ее дочь Мелани, Я… ваша дочь. А это – мой сын Рено, сын Рено де Моллена. Доверьтесь ему, он священник.
Франсуа увидел, как к нему приближается молодой человек лет двадцати с небольшим, русоволосый, кудрявый и голубоглазый. Он без труда поднял старца и понес на руках. Франсуа не сопротивлялся. Выходит, в последний день жизни он сподобился увидеть Мелани, свое незнакомое дитя, и Рено, внука.
Что-то очень важное заключалось в присутствии Рено. Совершенно необходимо понять, что именно…
Но взгляд Мелани, не сводившей с него своих фиалковых глаз, помешал ему… Фиолетовые! Фиолетовые, как свет Севера! Франсуа вновь, словно воочию, увидел, как аметист на раке с терновым венцом преломил солнечный луч и осветил серебряный перстень, снова услышал торжествующую песнь, наполнившую собор Богоматери. Старый сеньор прошептал: «Фиолетовый…» – и потерял сознание.
Он очнулся в собственной постели, на третьем этаже своего дома. Он был крайне слаб, но в полном сознании. Его первым побуждением было напомнить себе о том, что он умирает. Франсуа не испытывал особого страдания, но умирал и чувствовал это. Никакого выздоровления уже не будет. Он уходит.
Было еще светло. Через окно Франсуа мог видеть собор Парижской Богоматери, такой близкий, что возникало ощущение, будто его можно коснуться рукой. У изголовья стояли Рено, Мелани и Софи. Они одновременно увидели, как Франсуа пришел в себя.
Рено склонился к нему.
– Вы в состоянии исповедаться?
Франсуа был удивлен легкостью, с какой заговорил.
– Я уже сказал Софи, что исповедался вчера. Да и какой грех мог я совершить с тех пор? Священник мне был нужен для беседы, и Бог соблаговолил, чтобы это оказался ты. Это чудесно, ты даже вообразить не можешь, до какой степени чудесно! Наклонись поближе…
Обе женщины хотели удалиться, но Франсуа знаком велел им остаться. У него не было тайн ни от той, ни от другой. Он по-прежнему чувствовал совершенную ясность в мыслях.
– Дай-ка мне посмотреть на тебя, Рено! На кого же ты похож? На мать или на отца?.. Думаю, ни на него, ни на нее. Полагаю… ты похож на меня!
Лица молодого священника и умирающего почти соприкасались.
– Ты ведь вдвойне мой потомок, Рено, через Мелани, мою дочь, и через Рено, моего внука. Понимаешь, что это означает? Благодаря тебе в час моей смерти обе половины моего потомства, законная и незаконная, так долго разобщенные, наконец, объединились и примирились.
Рено Сент-Обен затрепетал с ног до головы. Франсуа, чувствовавший, что жизнь уходит из него слишком быстро, подозвал Мелани.
– Ты должна знать о своем брате… Адам был великим злодеем, но умер, попросив у меня прощения.
Мелани вскрикнула от удивления и радости.
– Отец…
– И я прощаю его от всего моего сердца.
Франсуа закрыл глаза. Он сказал правду. Он даровал Адаму прощение, о котором тот молил, прыгая с высот Бастилии. Но прощал его только сейчас!.. О, конечно, Франсуа сказал брату Тифанию и всем исповедникам, которых видел с тех пор, что прощает своего сына. И не лгал. Он простил его, потому что таков был его долг. Но теперь – другое дело. Даже не прощение даровал он Адаму, потому что прощение предполагает обиду, а обиды больше не было. Он любил Адама! Любил этого сына, которого судьба не позволила ему узнать, любил этого несчастного, отчаявшегося, проклятого, любил больше, чем кого-либо, уповая на то, что сила этого мгновения любви восполнит остальное.
Рено начал молитву, которую читают над умирающими. Франсуа понял, что рубеж приближается быстрее, чем он рассчитывал. Время от времени он слышал голос Мелани:
– Мы здесь, отец.
Но Франсуа ее голос казался все более и более далеким.
Имелось одно обстоятельство, которое смущало умирающего: ведь Маргаритка, его первая любовь, обещала, что будет с ним в его последний час. Его последний час настал, а Маргаритки все нет…
Который час? Франсуа открыл глаза и увидел горящие свечи. Однако еще не ночь, поскольку слышны крики Парижа. Должно быть, он заснул в какой-то момент. Но можно ли называть подобное состояние сном? Это набросок смерти. Она упражняется. Она уже совсем близко.
Мелани и Рено молились по-латыни. Софи де Понверже держала Франсуа за руку. Он увидел розу Розы де Флёрен на ее груди и решил, что это будет последним образом, который он унесет с собой с земли, закрывая глаза навсегда…
А новое дитя Всех святых, еще не рожденный Франсуа де Вивре, которому только предстоит занять свое место в этом мире… Уходящий Франсуа хотел бы уделить мысль и ему, и Диане, и Анну… но был слишком слаб. На других его уже не хватало…
Вдруг, неизвестно почему, его посетила уверенность, что он умрет с наступлением ночи. Когда услышит крик винного зазывалы, пора приготовиться. Когда пройдет вафельник, все будет кончено.
Винный зазывала… На Франсуа нахлынули давние воспоминания: трактир «Старая наука», счастливое время, которое он провел здесь, в Париже, со своим братом Жаном и оруженосцем Туссеном! Боже, как прекрасна была его юность! Боже, как прекрасна была его жизнь!
Но оставалась также Жилетта, Жилетта из Берси, бедная девица, которая любила его и умерла на том же месте, где умрет и он сам.
