— Я предлагаю добраться на электричке.
— Как?
— Как, как… Обыкновенно. Как делает половина дачников. Доезжаем до Звенигорода, прячем машину под мостом, он недалеко от станции, переодеваемся в чистое и спокойненько берем билеты на первую электричку в Москву.
— Просто и гениально, — выдохнула Ева. — Алена, войди-ка в Интернет, узнай расписание… А я уж думала, ты хочешь предложить угнать какое-нибудь плавсредство и доплыть на нем по Москве-реке. На той речке в Центруме ты лихо рулил.
— Ага, доплыли бы — до плотины. Это во-первых. А во-вторых, по Москве-реке в черте города туристы не плавают. Там другое плавает.
— А ты и не турист. Ты теперь член преступной шайки, совершившей два преступления подряд с особой дерзостью и цинизмом.
— Как и ты.
— Я-то? — Ева рассмеялась. — Я не сегодня такой стала. Были эпизоды… Ты не забывай, для меня Земля — чужой мир. Вот ты — целился в Центруме в полицейских? Целился. А почувствовал себя преступником? Я думаю, не очень. Верно?
— Я там даже не выстрелил, — пробубнил Сергей.
— Только не ври, что из гуманных побуждений. Просто стрелок из тебя, как из меня белошвейка… Кроме того, ты участвовал в захвате бронепоезда, а это бандитское нападение. Обошлось без жертв, а могло бы и не обойтись. Ведь могло бы?
Возразить было нечего. Мир, где ты родился, — это, наверное, навсегда. Сбежал ли ты из него, остался ли в нем — не имеет значения. Как бы Ева ни издевалась словесно над миром, где население свихнулось на законности и благотворительности, он все равно навсегда останется ее родным миром. А пограничники Центрума, половина из которых земляне, лишь изредка навещающие дом? А те, кто перебрался в Центрум навсегда? Ведь есть и такие. И пока жизнь не шмякнет их как следует, они будут воображать, что это все игра, из которой можно выйти. Часто рискованная, подчас смертельно опасная, но игра… Дома они законопослушны, а в чужом мире — отморозки: стреляют в полицию, захватывают бронепоезда, бродят по крылу самолета с дровами…
Вот потому-то Центрум так притягателен для многих. Это наркотик.
Только у Макса иначе. Хотя нет, почему иначе? Вся разница в том, что для него теперь родной мир — Гомеостат. И можно держать пари: там-то он не совершал никаких преступлений!
Затрясло — Ева свернула на проселок. Наверное, подозревала впереди полицейскую засаду. Мокрые ветки хлестко били по стеклу.
Вновь выскочили на асфальт. Узкое извилистое шоссе вело черт знает куда. Ева прекрасно ориентировалась без навигатора.
— Ну ладно — локализация в Москве, — сказал Сергей. — А где конкретно?
— На станции Бойня.
— Впервые слышу.
— Возле Микояновского мясокомбината. Это не пассажирская станция. Пассажирскую назвали бы иначе. В эту станцию упирается торцом Скотопрогонная улица.
— Тоже хорошее название, — признал Сергей. — Гулять по этой улице — от гордыни лечиться. А кладбища там поблизости нет?
— Как не быть — есть. Калитниковское.
— Так и думал… А конкретно на станции — где?
— Покажу. Сам не найдешь. Локализация крохотная, но выводит точно в Сурган. Никто из наших о ней не знает. Пограничники, надеюсь, тоже. Надо ведь иметь кое-что в запасе на самый крайний случай… Наверняка и у Тиграна, и у Гриши, и у Кирилла тоже есть секретные локализации поблизости от базы. Кто о них знает? Только они сами. Может, вон под тем деревом есть локализация в Сурган, а может, она внутри Царь-колокола в Кремле. Может, она в буфете Госдумы, может, в деревне Задрипкино, а может, в