могли его успокоить. Он умолял меня: хватит! Перестань! ПОЖАЛУЙСТА! Фонарь в его дрожащих руках светил прямо на куклу. Ее глаза-пуговицы блестели в его лучах.
— Она хочет поиграть с тобой, Саймон. Она хочет поиграть в салки.
Саймон попытался убежать, как обычно, по-дурацки наклонившись вперед и широко разводя ноги в стороны. Ему даже удалось протиснуться между стеной магазина и мусорными баками.
— Она хочет поиграть.
Я помчался вокруг водопроводной колонки и выскочил у него на пути, отрезая ему дорогу обратно к вагончику. Саймон замер, уронив фонарь, и тот со стуком упал на землю. Я подобрал его, все еще смеясь, и направил брату в лицо.
Теперь это было уже не смешно. Совсем не смешно. Он рыдал, свисавшие из носа сопли прилипли к мокрой губе. Теперь его лицо больше не напоминало луну. Ему было очень страшно.
Где-то далеко волны разбивались о скалы, и та девочка, которая накричала на меня и приказала мне убираться, всхлипывала во сне.
— Саймон. Я пошутил. Это была шутка.
— НЕТ! НЕТ!
Он со всей силы ударил меня в живот.
Я всегда был размазней. Мое тело обмякло, у меня перехватило дыхание.
— Это была…
Я никак не мог отдышаться.
Он повернулся и двинулся по дорожке прочь от вагончиков, от меня.
— Саймон, постой. Пожалуйста.
Но теперь он был быстрее меня. Он выбежал за калитку, потом по автомобильной дороге и вниз по тропинке на скале, в темноту.
— Саймон, подожди.
Я никак не мог его догнать.
Не мог.
Смерть Саймона Энтони Хомса была жестокой и внезапной.
Он умер от пренебрежения.
По крайней мере, так мне это сейчас представляется. Вся вселенная отвернулась, для него не нашлось в ней ни капли любви и заботы.
Он упал на том же самом месте, на повороте тропинки, где торчащие корни поджидают доверчивые лодыжки. Ударился не особенно сильно. Не сильнее, чем я пару дней назад. Тогда был шок от падения и кровь на коленке, и Саймон нес меня на руках. Он отнес меня в безопасное место, сам, без посторонней помощи, потому что любил меня.
Разница была лишь в том, что за секунду до падения он на мгновение обернулся и бросил на меня взгляд через плечо.
— Скажи хоть что-нибудь.
Все случилось так быстро, и я не мог это замедлить.
Не знаю, с чего я взял, что такое возможно. Но я почему-то надеялся. Вообще-то, я эгоист и чувствую себя обманутым, если мне не удается самому испытать то, что описывают другие, когда говорят, что от чудовищности ситуации время для них словно замедлилось.
Все было совсем не так.
— Пожалуйста, ответь.
Он обернулся ко мне, и мне хочется верить, что в этот момент он улыбался. Что он разыграл меня, а вовсе не испугался до полусмерти. Это было игрой, и он радовался, что сумел меня одурачить. Или, наоборот, в его взгляде было прощение. В последний момент он понял, что я тоже его люблю и никогда не хотел причинить ему вреда.
Но все случилось очень быстро. Мой мир по-прежнему мчался вперед. Иногда я думаю: а что если его
