Девушка, которую ты покинул

испаряется.

— Ты что, хочешь… уговорить меня пойти на попятную?

— Но вовсе не потому, почему ты думаешь.

— Что ты этим хочешь сказать?

— Я нашел доказательства. — Он смотрит не на нее, а прямо перед собой.

— Во Франции? — холодея, спрашивает она.

Он упрямо сжимает губы, словно не знает, как много имеет право сказать.

— Я нашел старую газетную статью, написанную американской журналисткой, которой принадлежала твоя картина. В статье она рассказывает, как получала картину на складе краденых произведений искусства неподалеку от Дахау.

— И что?

— А то, что все эти работы были крадеными. И с нашей стороны это веский довод в пользу того, что картина незаконно поступила в собственность немецких оккупантов.

— Но это всего лишь предположение.

— Но оно ставит под сомнение легальность владения картиной всех ее последующих хозяев.

— Это ты так считаешь.

— Лив, я хорошо знаю свое дело. Мы уже на полпути. И если имеются дополнительные доказательства, можешь не сомневаться, я обязательно их найду.

Она чувствует, что начинает каменеть.

— Мне кажется, ключевое слово здесь «если», — выдергивает она руку.

Пол резко поворачивается и смотрит ей в глаза:

— Ну, хорошо. Я только одного понять не могу. Ладно, отбросим в сторону высокие слова относительно того, что нравственно, а что безнравственно. Нет, я не могу понять, почему такая умная женщина, как ты, цепляется за картину, которая досталась ей почти даром, и не соглашается отдать ее за кучу денег. За хренову кучу денег, гораздо больше, чем она за нее заплатила.

— Дело не в деньгах.

— Ой, только вот этогоне надо! Я говорю об очевидных вещах. Что, если ты продолжишь тяжбу и проиграешь? Потеряешь сотни тысяч фунтов. Быть может, даже свой дом. Личную безопасность. И все ради картины? Ты это серьезно?

— Софи не была членом их семьи. Им на нее… им на нее наплевать.

— Софи Лефевр уже восемьдесят лет, если не больше, как умерла. И мне кажется, что сейчас ей уж точно все равно.

Лив слезает с кровати, лихорадочно ищет свои брюки.

— Ты что, действительно ничего не понимаешь? — спрашивает она, рывком застегивая молнию. — Господи! Ты не тот человек, за которого я тебя принимала.

— А вот и нет. Я тот человек, который, как ни странно, не хочет, чтобы ты зазря потеряла свой дом.

— Ох да, я и забыла! Ты тот человек, который пробрался в мой дом, чтобы там нагадить.

— Ты что, думаешь, не нашелся бы кто-нибудь другой, кто взялся бы за такую работу? Лив, дело простое, как дважды два. Кругом полно организаций типа нашей, и никто из них не стал бы отказываться.

— Ну что, мы закончили? — Она уже надела бюстгальтер и теперь натягивает через голову джемпер.

— Вот черт! Послушай, я только советую тебе хорошенько подумать. Я… я не хочу, чтобы ты из какого-то дурацкого принципа потеряла все.

— Надо же! Значит, все дело в заботе обо мне. Ладно.