Пол потирает лоб, словно хочет сохранить остатки самообладания. Затем качает головой:
— Знаешь что, моя дорогая? Полагаю, причина вовсе не в картине. Причина в твоей неспособности двигаться вперед. Отдать картину — значит оставить Дэвида в прошлом. И ты на это не способна.
— Я сделала шаг вперед! Ты сам знаешь, что я сделала шаг вперед! А что, по-твоему, черт возьми, означала для меня прошлая ночь?!
— Послушай меня, — смотрит он на нее. — Я не знаю. Действительно не знаю.
И когда она вихрем проносится мимо него, он даже не пытается ее остановить.
25
Двумя часами позже Лив, сидя в такси, смотрит, как Генри на ходу уминает датское печенье и запивает его кофе. От этого зрелища у нее начинаются спазмы в животе.
— Пришлось отвести детей в школу, — объясняет он, стряхивая крошки на колени. — Вечно не успеваю толком поесть.
На Лив темно-серый приталенный пиджак, из-под которого виднеется голубая блузка. Для нее подобный наряд — своего рода доспехи. Ей надо что-то ответить Генри, но она не в состоянии открыть рот. Сказать, что она нервничает, — значит ничего не сказать. Она вся точно натянутая струна. Дотронешься до нее — и, кажется, она зазвенит.
— Стоит мне только сесть за стол, чтобы спокойно выпить кофе, как тут же кто-нибудь из детей требует дать ему тост или овсянку.
Она молча кивает. В ушах до сих пор стоит голос Пола: «Все эти работы были крадеными».
— Я, наверное, год питался лишь тем, что мог найти, уже убегая на работу, в хлебнице. Даже пристрастился к пресным лепешкам.
У здания суда ждут какие-то люди. А на ступеньках лестницы собралась небольшая толпа. Лив думает, что это зеваки, но когда она выходит из такси, Генри хватает ее за руку.
— О господи! Постарайтесь пониже опустить голову, — говорит он.
— Что?
И едва она успевает ступить на тротуар, как ее ослепляют вспышки фотокамер. На секунду Лив будто парализует. Но вот уже Генри чуть ли не волоком тащит ее за собой, кто-то пихает ее локтем, кто-то выкрикивает ее имя. Кто-то всовывает ей в ладонь записку, и она слышит панические нотки в голосе Генри, когда толпа начинает сжиматься вокруг нее. Она видит вокруг себя пиджаки, пиджаки и темные призрачные отражения огромных объективов.
— Всем посторониться! Пожалуйста, назад!
Она замечает блеск латуни на полицейской форме и закрывает глаза, а потом чувствует, что Генри усиливает хватку, так как ее отпихивают в сторону.
Наконец они проходят через охрану и оказываются в торжественной тишине здания суда. Лив ошеломленно моргает, не в силах оправиться от шока.
— Какого черта здесь происходит? — тяжело дыша, спрашивает она.
Генри приглаживает волосы и поворачивается, чтобы выглянуть из дверей на улицу:
— Газетчики. Боюсь, дело вызвало слишком большой ажиотаж.
Она одергивает пиджак, осматривается вокруг и именно в этот момент видит, как через охрану с бумагами под мышкой проходит Пол, надевший по такому случаю бледно-голубую рубашку и темные брюки. Похоже, репортеры не стали ему досаждать, так как вид у него абсолютно невозмутимый. Их глаза на секунду встречаются, и во взгляде Лив читается молчаливая ярость. Он чуть-чуть замедляет шаг, но выражение его лица остается прежним. Оглянувшись на секунду, он направляется в сторону зала заседаний
