секретаршу, однажды заметил он, словно это был большой плюс. Наряд дополняют искусственный жемчуг и обручальное кольцо. Она аккуратно наносит макияж. Слава богу, что теперь есть средства, способные замаскировать круги под глазами и посеревшую кожу.
«Он обязательно придет, — уговаривает она себя. — И вообще, надо же хоть во что-то верить».
А город между тем потихоньку пробуждается. Стеклянный дом окутан туманом, что еще больше усиливает ее чувство оторванности от остального мира. Внизу тянутся вереницы автомобилей, которые можно определить только по красным точкам габаритных огней. Машины двигаются медленно-медленно, совсем как кровь в закупоренных артериях. Она пьет кофе и съедает половинку тоста. По радио сообщают о пробках в Хаммерсмите и о заговоре с целью отравить украинского политика. Позавтракав, она наводит идеальный порядок на кухне. Затем достает из подвесного шкафчика старое одеяло и аккуратно закутывает в него «Девушку, которую ты покинул». Она закладывает и расправляет углы так, словно заворачивает подарок, стараясь держать картину обратной стороной к себе, чтобы не видеть лица Софи.
Фрэн нет в ее коробке. Она сидит на перевернутом ведре, глядя на реку, и развязывает шпагат, закрученный сотнями петель вокруг огромной связки пакетов из супермаркета.
Когда Лив подходит к ней с двумя чашками в руках, Фрэн поворачивается и сразу устремляет глаза к небу. А небо отвечает ей крупными каплями дождя, приглушающими все звуки и ограничивающими мир берегом реки.
— Что, бегать не будешь?
— Нет.
— На тебя не похоже.
— Теперь все на меня не похоже.
Лив протягивает ей кофе. Фрэн делает глоток, урча от удовольствия, смотрит на Лив:
— Не стой столбом. Присаживайся.
Лив не сразу понимает, чего от нее хотят, и только потом замечает ящик из-под молока. Придвигает его поближе, садится. Важно вышагивая по брусчатке, к ним направляется голубь. Фрэн сует руку в жеваный бумажный пакет и бросает ему корку. Здесь удивительно тихо и спокойно: Темза с мягким всплеском набегает на берег, вдалеке слышен шум транспорта. Интересно, что написали бы газетчики, если бы увидели, с кем завтракает шикарная вдова известного архитектора? Из тумана появляется баржа и медленно проплывает мимо, ее огни исчезают в серой рассветной дымке.
— Похоже, твоя подруга уехала.
— Откуда ты знаешь?
— Я давно здесь сижу, достаточно для того, чтобы быть в курсе. Ты умеешь слушать. Понимаешь? — стучит она пальцем по виску. — Сейчас никто никого не слышит. Все точно знают, что хотят услышать, но никто толком не слушает. — Она замолкает, словно пытаясь что-то вспомнить. — Я видела тебя в газете.
— Думаю, весь Лондон видел меня в газете, — подув на кофе, отвечает Лив.
— Газета здесь. В коробке, — машет Фрэн рукой в сторону подъезда, а потом тычет пальцем в сверток под мышкой у Лив: — Это она?
— Да, — отвечает Лив. — Это она.
Лив ждет, когда Фрэн выскажет свою точку зрения насчет преступления Лив, перечислит причины, по которым та не имела права оставлять картину себе, но Фрэн молчит. Она шмыгает носом и снова обращает взгляд на реку.
— Вот почему я и не люблю обзаводиться барахлом. Когда жила в ночлежке, у меня вечно все тырили. И неважно, где это лежало — в шкафчике или под кроватью, — они улучали момент, когда тебя нет, и просто брали. Кончилось тем, что я боялась отойти, чтобы не остаться без своего барахла. Ты только представь!
— Что представить?