— Ты чо орешь? — возмутилась книга. — Не, Рит, ну ты видела, у нее пациент кровью истекает, а она орет! На Земле они поженились, на Риточкиной, по законам по ихним. Орать потом будешь, Сашеньку лечи, Ритка без него все равно жить не захочет и не получишь ты ни Яги новой, ни хранительницы верной. Лечи, кому говорят.
Яга бросила взгляд на меня, на Стужева, повернулась и простерла руки над его телом. Легкая сизая дымка и зеленое сияние, вырвавшееся из ее ладоней… И я с замиранием сердца смотрела, как останавливается кровь, как раны затягиваются, как исчезают тонкие розовые линии заживших порезов, оставляя лишь паутинку белесых шрамов.
Остальные Яги также стояли, окружив его и простирая руки.
— А избу очистить от посторонних и запереть забыли, — занудно произнесла книга.
Я метнулась сама и, выставив все еще находящегося в ступоре Генри, остальным крикнула: «Нельзя, идет операция», да и двери на засов заперла. Заперла и, привалившись спиной, вновь не отрываясь, уставилась на Сашу и на Ёжек вокруг стола.
— И чо ты смотришь? — ехидно поинтересовалась книга. — Для ревности поводов нету, он в несознанке.
— Помолчи! — грубо приказала старшая Яга.
— Чай не справляетесь? — полюбопытствовал фолиант.
— Убивали они его, — тихо ответила Ёжка.
Кто-то завыл и сполз по двери на пол. Только на полу обнаружила, что это я…
— Не вой! Сказано было к Кощею-младшему ни на шаг! — отрезала старшая Яга. — Книга тебе дадена была, указания ценные, а ты? Теперь воешь? Думать надо было, Рита. Головой думать. И не вой — коли сама не пожелала бы, ввек тебя Кощею не найти, а раз нашел, значит, к нему перенеслась. Сама.
Я всхлипывать перестала. И тут книжка как вставит:
— А кто-то взял и отпустил. «Сама».
Старшая Ёжка на книгу недобро зыркнула и прошипела:
— А что мне ее тут держать нужно было? У нее сердце от горя рвалось!
— А сейчас, значит, ей, по-твоему, хорошо и радостно очень, да? — с нескрываемым ехидством спросил фолиант.
Ёжка глянула в глаза мои зареванные, тяжело вздохнула и спокойно уже:
— Да выживет он, не плачь. Сильно они его потрепали, так то темные, супротив одного и десять богатырей не устоят. Мечи у них особые, и сталь булатную аки масло кромсают, да быстры, что ветер. С ними одна тактика боя — бежать да хорониться в местах укромных, а твой-то им вызов бросил, дурак.
Я всхлипнула и едва слышно ответила:
— Не дурак… он меня защищал.
— И меня, — вставила книга.
Бабы Ёжки переглянулись, да и сосредоточились на лечении.
Долго лечили. А потом одна Яга вдруг пошатнулась, да и осела на пол, вторая, третья, четвертая, и только старшая держалась, все так же поливая Сашу зеленым светом. Я же встала, переложила книгу на лавку и начала помогать Ёжкам встать да пересесть на лавки. Потом чай всем делала, потом…
— Все, — сказала старшая Яга, — сейчас в себя придет.
Я замерла, держа в руках чашку и заварник, как раз одной из Яг чай доливала. Да и все замерли, не отрывая взгляда от лежащего на столе Стужева.
И тут рев на всю избушку:
— Рита!!!
Я выронила и чашку, и заварник, но фарфор еще разбиться не успел, как Саша рывком спрыгнул со стола и уставился на старшую Ягу. Звон разбившейся посуды. Князь мгновенно развернулся на звук и вдруг
