«морозенку»?
– Майозенку, – зачем-то поправила я. Потом, опять непонятно с чего, вдруг начала объяснять: – Понимаешь, был момент, когда Катя, мама Ромки, поступила… – я запнулась и прошептала: – Не очень хорошо. Она потом одумалась и исправилась, но какой-то комплекс остался, и теперь Ромке разрешает все, в том числе майозенку.
Почему-то Князь выслушал очень внимательно, и выражение лица было серьезным, а вывод:
– Значит, майозенку… я правильно сказал? – Молча кивнула. – Ага, то есть майозенку ребенку можно, а нормально кормить его мать отказывается? Хорошая попытка списать все на «чувство вины»!
Я оторопела, скатерка решила вмешаться:
– То есть майозенку я готовила зря?!
– Ну почему же, я съем, – невозмутимо ответил Стужев, продолжая пристально смотреть на меня.
В этот миг его уже пустая тарелка исчезла, а на ее месте явилось новое блюдо… Грибная поляна из шоколадного и сливочного мороженого, озерцо зеленоватого желе, в котором застыли рыбки из сухофруктов, и все это припорошено белым шоколадом.
– Майозенка моя! – с ходу сориентировался Ромка.
– Отлично, а я Риту забираю, – вставил Князь.
Ромочка насупился, даже кулачки сжал и выдал:
– Йита моя!
– Явно прослеживаются еврейские корни, – задумчиво произнес Стужев. – Дите, еще раз, медленно и с расстановкой – тебе майозенка, мне Рита, заметь, ты получаешь лучшее.
Малый подумал и уверенно сказал:
– Йома!
Стужев вопросительно глянул на меня. Перевожу:
– Он не «дите», он Рома.
Князь невозмутимо протянул руку, Ромочка смущенно-удивленно-восторженно ее попытался пожать, Стужев выдал:
– Приятно познакомиться, я Алекса… дядя, в общем.
– Почему «дядя»? – удивилась я.
Отняв руку у ребенка, который активно увлекся пожиманием, Стужев наклонился ко мне и прошептал:
– Так если он свое имя исковеркал до неузнаваемости, представляешь, что с моим сделает? Так что пусть будет «дядя».
С трудом сдержала улыбку, нет, ясно, что Стужев сейчас просто прикалывается, но умеет же.
– Ладно, держи майозенку. – Князь протянул ребенку блюдо с кулинарным шедевром.
Но Ромка радоваться не спешил и, подозрительно глядя на Стужева исподлобья, хмуро напомнил:
– Йита моя!
– Жмот, – прокомментировал Стужев.
Ромка молча и требовательно посмотрел на меня, ожидая перевода непонятного слова. Я подумала и сказала:
– Живот. У дяди болит животик.
Малыш удовлетворенно кивнул и, взяв ложку, приступил к первому грибочку, Стужев же полностью развернулся ко мне и, не скрывая подозрительности, протянул:
– Так, а ты уверена, что правильно перевела мне слово «Йома»? Ибо возникли у меня смутные сомнения в качестве твоей компетентности как переводчика.
Я посмотрела на Ромку, дорвавшегося до желе и рыбки из кураги и, несмотря на занятость,
