только и годишься, что на колбасу!
Плюй презрительно ощерился, порыл копытом землю, потом трусцой отбежал в сторону и принялся щипать какие-то совершенно несъедобные кусты. Во время одного из своих недолгих просветлений мастер Ренсиаль предупреждал их, чтобы они не приписывали человеческих чувств животному, у которого и мозгов-то всего с детский кулачок.
– Лошади заботятся исключительно о других лошадях, – говорил Ренсиаль. – Мы ничего не знаем о том, что их тревожит и печалит, точно так же, как и они ничего не знают о человеческих мыслях.
Глядя на то, как Плюй старательно поворачивается к нему задом, Ваэлин задался вопросом, прав ли был мастер. Быть может, его лошадь все же обладает необычной способностью демонстрировать чисто человеческое равнодушие?
– Твоя лошадка тебя не очень-то любит.
Он поспешно нашел ее взглядом – рука сама потянулась к оружию. Девочке было лет десять. Она была закутана в меха от холода, бледное личико смотрело на него снизу вверх с нескрываемым любопытством. Она появилась из-за раскидистого дуба. Руки в варежках сжимали букетик бледно-желтых цветочков, в которых Ваэлин узнал зимоцветы. Их много росло в окрестных лесах, и городские иногда приходили их собирать. Зачем – он понять не мог: мастер Хутрил говорил, что в пищу они не годятся, и как лекарство тоже.
– Думаю, он предпочел бы вернуться к себе на равнины, – ответил Ваэлин, подошел к поваленной березе и сел, чтобы поправить перевязь.
К его изумлению, девочка подошла и села рядом.
– Меня зовут Алорнис, – сказала она. – А ты – Ваэлин Аль-Сорна.
– Ну да.
Ваэлин успел привыкнуть, что после летней ярмарки его узнают, пялятся на него и тычут пальцами каждый раз, как он оказывается поблизости от города.
– Маменька говорила, чтобы я с тобой не разговаривала, – продолжала Алорнис.
– Да ну? Почему это?
– Не знаю. Наверно, папеньке это не понравится.
– Тогда, может, лучше не надо?
– Ну я же не всегда делаю, как мне говорят. Я девочка непослушная. Я вообще не такая, как положено девочке.
Ваэлин невольно улыбнулся.
– Отчего же?
– Ну, я не люблю шить, не люблю кукол и делаю всякое, что мне не положено, картинки рисую, которые мне не положено рисовать, и соображаю лучше мальчишек, а они от этого чувствуют себя глупыми.
Ваэлин хотел было рассмеяться, но заметил, как серьезно она это говорит. Девочка как будто изучала его, ее глаза так и бегали, разглядывая его лицо. Наверное, он почувствовал бы себя неловко, но почему-то это было очень приятно.
– Зимоцветы, – сказал он, кивнув на цветы. – А зимоцветы тебе собирать положено?
– О да! Я собираюсь их нарисовать и написать, что это за цветы. У меня дома толстая книга с цветами, я их все сама нарисовала. А папенька меня научил, как они называются. Он очень хорошо разбирается в цветах и растениях. А ты в цветах и растениях разбираешься?
– Немного. Я знаю, какие из них ядовитые и какие полезные, какие можно есть и использовать как лекарство.
Она нахмурилась, глядя на букетик в своих варежках.
– А эти есть можно?
Ваэлин покачал головой.
– Нет, и лечить ими нельзя. На самом деле совершенно бесполезные цветы.
– Это же часть природной красоты! – сказала она, и на ее гладком лобике появилась небольшая
