незабываемые глаза. Песнь звенела отчетливой, теплой мелодией узнавания. Волк. Волк, спасший его тогда в Урлише. Волк, который предостерегающе завыл под стенами Дома Пятого ордена, когда сестра Хенна явилась его убить. Волк, который не дал ему совершить убийство в Мартише.
– Ох…
Ам Лин с болезненной гримасой потер виски.
– Сильная у вас песнь, брат.
– Простите…
Ваэлин сосредоточился, пытаясь заставить песнь умолкнуть, но на это потребовалось несколько секунд.
– Это бог? – спросил он у Ам Лина, глядя на волка.
– Не совсем. Это один из тех, кого альпиранцы зовут Безымянными, духами тайн. Волк фигурирует во многих историях о богах, имеющих имена, как проводник, защитник, воин либо дух-мститель. Но его никогда не называют по имени. Это всегда просто волк. Его боятся и почитают в равной мере.
Он пристально взглянул на Ваэлина.
– А вы его видели прежде, да? И не в плену камня.
Ваэлин заколебался, опасаясь открыть что-то лишнее этому незнакомцу – в конце концов, его песнь его чуть не убила. Но теплота приветствия собственной песни пересилила недоверчивость.
– Он меня спас. Дважды – от смерти, и один раз – от участи хуже смерти.
На лице Ам Лина на миг отразилось нечто похожее на страх, но он быстро заставил себя улыбнуться.
– Сказать о вас «интересная личность» – это, пожалуй, ничего не сказать, брат. Вот, это для вас.
Он указал на стоящий поблизости верстак, на котором покоилась мраморная глыба, а на ней – резец. Глыба представляла собой правильный куб белого мрамора, та самая глыба, которая явилась ему в видении, когда песнь Ам Лина его чуть не погубила. Ваэлин провел пальцами по ее гладкой поверхности.
– Вы добыли это для меня? – спросил он.
– Много лет назад. Моя песнь на этом очень настаивала. То, что покоится в этом камне, давно ждет вас, чтобы вы выпустили его на волю.
«Ждет…» Ваэлин приложил ладонь к камню и почувствовал, как усилилась песнь крови. В мелодии сочетались предупреждение и уверенность. «Ожидающий…»
Он взял резец, осторожно коснулся острием камня.
– Я этим никогда не занимался, – сказал он Ам Лину. – Я даже посоха толком вырезать не могу.
– Твоя песнь будет направлять твою руку, как моя направляет мою. Эти статуи созданы моей песнью в той же степени, что и моим мастерством.
Каменотес оказался прав. Песнь нарастала, отчетливая и звонкая, ведя резец по камню. Ваэлин взял с верстака молоток и ударил им по резцу, отколов кусочек мрамора с края куба. Песнь набрала силу, и руки заработали сами собой. Ам Лин и его мастерская словно растворились, работа поглотила Ваэлина. В голове не было мыслей, ничто его не отвлекало, остались лишь песнь и камень. Он не чувствовал времени, не воспринимал мир за пределами песни и очнулся, только когда его грубо встряхнули за плечо.
– Ваэлин! – Баркус тряханул его снова, видя, что он не реагирует. – Ты чем, вообще, занят?
Ваэлин посмотрел на инструменты в своих покрытых пылью руках, обнаружил, что его плащ и оружие лежат поблизости, хотя он даже не помнил, как их снимал. Камень заметно изменился: его верхняя часть теперь представляла собой грубо высеченный купол с двумя неглубокими впадинами посередине и слабо намеченным подбородком у основания.
– Стоишь тут, долбишь, без оружия, без охраны… – Баркус был скорее шокирован, чем рассержен. – Да любой проходящий мимо альпиранец может тебя прирезать, даже не вспотев!
– Я… – Ваэлин растерянно заморгал. – Я тут…
Он умолк, осознав, что любые объяснения бесполезны.
Ам Лин и женщина, отворившая ему дверь, стояли поблизости. Женщина гневно смотрела на двух
