показаться. Уничтожил всех возможных свидетелей. Потому что знал, что те, кто останется на Сумитре, – он махнул рукой в сторону окна, – уже никому ничего не расскажут…
Илья выпустил плечо Вильсона:
– Это мы еще посмотрим.
Он перебежал к противоположным окнам, заваленным снаружи кусками почерневшего гипсокартона, строительным мусором. Подергал решетку, кивнул Вильсону: помоги.
Они провозились не меньше часа. Срывали со стен кабели, пытались расшатать решетку, вырвать прутья из гнезд. Под конец взмокший от пота Вильсон опустился на доски, тяжело дыша. Сжимая в руке найденный в куче мусора сломанный разводной ключ, Илья сделал ему знак и встал возле запертой стальной двери. И приготовился ждать.
Он еще не верил, что их здесь оставили навсегда.
Свет слепил, проникал в мозг. Бой-Баба спросонья решила, что забыла отключить ночное видение. Но проморгаться не успела – ее рывком подняли на ноги, сковали руки за спиной, пихнули – иди вперед. Она могла разглядеть только тени на границе бьющего в лицо луча прожектора. Раздался глухой удар по мягкому. Живых застонал. Она вздернулась:
– Поосторожнее, он ранен, вы не видите?
Ей ответили тычком под лопатки. Бой-Баба послушно шагнула из круга света во тьму, оглядываясь исподлобья. Четверо в форме Общества Соцразвития негромко переговаривались между собой, указывая на нее. Она узнала голос вчерашнего старпома – низкий и вальяжный.
Ее держали стальной хваткой два робота. Она скосила глаз в луч света: там в руках еще двоих повис обессилевший Живых.
– Ну что, кто прав был? – негромко сказала она.
Ее толкнули в спину, в сторону широкого освещенного коридора. Пол больше не пружинил под ногами – он стелился ровной и жесткой дорожкой. Все вокруг застыло – омертвело. Привычные на ее старом Троянце шелесты, нечеловеческие пересмешки за углом, ластящиеся к телу перепонки стен – все спряталось, стихло, застыло. Как потревоженная улитка спрятала рожки.
Не нравилось ей это.
Их с Живых привели в грузовой блок и втолкнули в большой металлический контейнер. Внутри воняло ржавчиной и сыростью. Заскрежетали запоры. Шаги стихли.
Она помогла Живых сесть и скорчилась на полу рядом с ним.
В зеленоватом мраке контейнера шевельнулась тень в углу. Бой-Баба рывком развернулась. Тень шевельнулась и оказалась Изабеллой.
Сталь ее панциря покрылась глубокими вмятинами. Один глаз-фотоэлемент был выбит и болтался на одном проводке. Ее левая рука была изогнута под неестественным углом и не двигалась. Рваный шарфик сбит на сторону.
Гремя железом, Изабелла подползла к ней на карачках. Динамик ее трещал, фонил, но из него не вырывалось ни слова.
Изабелла медленно подняла руку, протянула к ней.
– Предатели проклятые, – проскрежетал динамик. – Я им все рассказала. Про вас, про больных. Они обещали меня взять с собой. Сказали, новое тело мне дадут. А сами…
– Как будто они без тебя не узнали бы, – устало ответила Бой-Баба. – Не мучь себя. Давай лучше думать, как отсюда выбраться.
Изабелла уставилась на нее.
– Ты меня ненавидишь?
– Да за что тебя ненавидеть… – Бой-Баба встала, подняла руку к потолку, поднатужилась. Бесполезно. Силой тут не возьмешь. – Ты просто не подумала.
– Нет, подумала, – возразила Изабелла. – Я хотела на себя вас выторговать. А им не надо…
– А что им надо? – рассеянно спросила Бой-Баба, изучая швы контейнера в зеленом свечении прибора ночного видения.
