разведки, пытаясь понять, что происходит, и тут на стекло передо мной опустилась ладонь.
Показалось перекошенное от ярости лицо Робсона. Он подцепил нас сзади страховочным тросом!
Я взмахнул манипулятором, пытаясь сбить особиста. Тот прижался к верхней части кабины. Одна его рука была на виду, другая опущена… кажется, пытается открыть колпак! Крутанувшись внутри ИВ-кокона, я закачался в ремнях. Взревели моторы, и «Центавр» повернулся на месте. Тогда я вдавил гашетку – и срезал выстрелами трос. Снова повернулся. Особист съехал по стеклу, заслонив обзор.
Прилип, как пиявка. Надо избавиться от него.
Шагнув в пробитый пушками проем, я глянул вниз. Жданов, кажется, надолго потерял сознание. Стало светлее, «Центавр» вышел в каменный туннель. Робсон висел на стекле, орудуя правой рукой где-то под колпаком.
Под машиной мелькнула распластавшаяся фигура – я узнал Гашека, кажется, он получил по голове одним из обломков и не мог встать. Пытаясь подняться, лейтенант машинально заслонился рукой от механической ступни, которая почти опустилась на него.
Я качнулся вперед, вдавливая ногу в колодку, нажимая что есть сил… ПБМ перешагнула через лейтенанта.
Несколько солдат бежали по сторонам, стреляя на ходу. Искаженное лицо особиста было прямо напротив моего, мешало обзору. Я повернул, чтобы пройти между казармами, к впадине на краю туннеля, по которой тек ручей, и вдавил клавишу на приборной панели. Стекло пошло вверх. Не ожидавший такого особист съехал, дергая ногами. Отпустив один манипулятор, я выхватил пистолет, наставил на него, но тут машина качнулась – зацепилась ступней за ящик. Пришлось сгруппироваться, выпустив оружие.
Удержаться в вертикальном положении удалось, но спрыгнуть в ручей там, где я планировал, не вышло. Крыша кабины зацепила каменный свод, донесся скрежет, каменное крошево застучало по броне. Робсон вскрикнул – и, в отчаянной попытке забросить одну ногу в кабину, заехал мне носком в челюсть. Извернулся, хватаясь за выступы на корпусе, пытаясь влезть внутрь целиком.
К гудению энергоустановок «Центавра» добавилось журчание воды. Главное теперь – не поскользнуться. Пытаясь одной рукой вытолкнуть Робсона наружу, я другой старался удержать манипулятор прижатым к корпусу, чтобы не зацепить стену тоннеля и не выворотить стволы пушек из креплений.
Солдаты бежали рядом, стреляя, пули проносились мимо кабины, били в нее сбоку. Особист что-то хрипел над самым ухом, толкал меня, я качался на ремнях – вести ПБМ становилось все труднее, системы откликались на мои движения надсадным ревом сервомоторов, дерганьем и судорожными рывками манипуляторов.
Робсон держался за нижний край, свесив одну ногу в кабину, носком ботинка все норовил ударить мне в подбородок. Один раз у него получилось. Я отклонил голову, Робсон качнул ногой сильней – и угодил по клавише, управляющей колпаком. Стекло пошло вниз. Особист закричал, сорвался наружу, повиснув на согнутой ноге. Я схватил его за голень, рывком распрямил ногу – он упал за миг до того, как стекло окончательно закрыло кабину.
Снизу донесся крик, и больше я Робсона не видел. Не знаю, раздавил ли его «Центавр» или нет, мне было не до того. Впереди забрезжил солнечный свет, показалась ограда базы, и я вновь задействовал пушки. Самое сложное еще только предстоит: внутри базы солдаты не решались использовать тяжелое вооружение, а вот снаружи Карпентер постарается остановить меня любой ценой.
Теперь главное – оказаться на дороге к базе первым.
Я быстро прошагал по руслу ручья, сквозь дымящуюся дыру в ограде, мимо крытого шлюза. На стекле схематично загорелась карта местности: горы, дорога…
Туннель остался позади. Пора!
Пробежав пальцами по панели, я активировал блок управления спутниковой связью и отправил короткий пакет данных на стационарную орбиту. Спустя несколько секунд пришел ответный сигнал с вертолетоносца «Адмирал Мендес»: они подтвердили координаты места встречи.
Вскоре там будет конвертоплан и звено прикрытия, три «Ка-50».
На дороге я все-таки оказался первым, но на экране локатора мерцали две красные точки: патрульные
