— На черный день он кое-что наверняка припрятал. И сбежать, пожалуй, мог. Тем более от стриптизерши своей, жизнь с такой, поди, не сахар. Голова у меня лопнет от этих переживаний. Идти в полицию или нет? Пусть эта поганка идет. Сунешься и окажешься виноватой.
Ольга Вениаминовна в досаде отключилась, а я попробовала еще раз позвонить Олегу. С тем же успехом. Посмотрела по сторонам в крайней досаде и завела мотор с намерением наконец-то покинуть двор вдовы, и тут Екатерина Григорьевна появилась из подъезда. На ней был ярко-желтый сарафан, босоножки на шпильке и кокетливая шляпка. Наряд мало подходил для лишенной мужа страдалицы. Отправляясь в полицию, стоило бы надеть что-то поскромнее, но в гардеробе бывшей стриптизерши скромные наряды могли и не прижиться. В общем, оставалось лишь гадать, куда она спешит: то ли в полицию за помощью, то ли к любовнику за утешением. Само собой, я решила это проверить и отправилась следом.
Екатерина Григорьевна, покинув двор, быстрым шагом двигалась в сторону проспекта, я малой скоростью следовала за ней, уверенная, что, оказавшись на проспекте, вдова остановит такси, но, игнорируя транспортный поток, она продолжала свой путь и вскоре, перебежав дорогу на красный сигнал светофора, вошла в парк.
«У нее свидание», — сообразила я и стала искать место, где приткнуть машину. Это заняло куда больше времени, чем мне того хотелось, и, наконец оказавшись в парке, я пробежалась по центральной аллее, в большом нетерпении вертя головой в поисках вдовы. Ее наряд очень помог — заметив яркое желтое пятно на соседней аллее, я бросилась туда, отважно пробираясь сквозь кусты. Потом решила, что на глаза вдове лучше не попадаться и немного умерила свой пыл. На аллею выходить не стала и держалась за деревьями. От Екатерины Григорьевны меня отделяло значительное расстояние, она миновала детскую площадку, старушек на скамейке и двинулась к летнему кинотеатру, который был давно закрыт. Здание заброшено, и это место в парке мало обитаемо, разве что дети им заинтересуются или любители выпить на природе вдали от посторонних глаз.
Я споткнулась о какую-то кочку, едва не упала и проглядела тот момент, когда на аллее появился мужчина. Выглядел абсолютно непримечательно, невысокий, в кепке, он шел вдове навстречу. Она на него внимания как будто тоже не обращала, по крайней мере, шаг не замедлила. Они поравнялись, и тут из-за кустов прямо на них вылетел мальчишка на велосипеде. Вдова шарахнулась в сторону, а потом заголосила дурным голосом. Мужчина огляделся вроде бы в растерянности, мальчишка притормозил, оборачиваясь, Екатерина Григорьевна повалилась на землю, продолжая вопить. Со стороны детской площадки уже подтягивался народ, а мужчина бросился бежать в сторону заброшенного кинотеатра.
— Держите его! — кричала Екатерина Григорьевна, елозя желтым платьем по асфальту, а я замерла на месте, окончательно сбитая с толку. Велосипедист ее точно задеть не мог, а если все-таки задел, то самую малость, так что непонятно, чего ее так разбирает. К тому же мальчишка, бросив велосипед, подбежал к ней, и кричать «держите его» не было никакого смысла. Выходит, она имела в виду мужчину, а вовсе не мальчишку.
Вокруг вдовы начали собираться люди, возбужденно переговариваясь, и я услышала чей-то голос:
— «Скорую» вызовите, на женщину напали.
Примкнув к толпе, я выглянула из-за ближайшей спины, и моим очам предстала жуткая картина. Вдова лежала на асфальте, с заботливо кем-то подсунутой под голову кофтой, и обеими руками держалась за бок. А на желтом сарафане расползалось кровавое пятно, как раз в том месте, где были сцеплены ее ладони. Лицо посерело, глаза закатились.
— Это что же делается, — причитала рядом со мной бабка. — Белым днем, в центре города женщину зарезали.
Я уже готовилась грохнуться в обморок, но тут выяснилось, что причислять к покойникам Екатерину Григорьевну поторопились.
— Где «Скорая», вашу мать, — отчетливо произнесла она, взглянула на свои окровавленные руки и отчаянно взвизгнула.
— Он к кинотеатру побежал, — наконец-то начав соображать, заголосила я, и двое мужчин,
