Стоя перед кабинетом Фермера Уотсона, он оглядел себя с головы до ног. Конечно, приехав сегодня утром на Оксфорд-террас, он увидел там, как и обещала Пейшенс, выставленный за дверь чемодан с вещами. Никакой записки — один чемодан. Он переоделся в чистый костюм в служебном туалете. Костюм немного помялся, но это вполне соответствовало обычному виду Ребуса. А вот галстука подходящего у него не нашлось: Пейшенс положила в чемодан два жутких коричневых галстука (неужели это действительно его галстуки?) и темно-синий костюм. Коричневые галстуки не годились. Он постучался, прежде чем открыть дверь.
— Заходи, Джон, заходи.
Ребусу казалось, что Фермер с трудом привыкает к Сент-Леонардс. Какая-то тут была не та атмосфера.
— Садись.
Ребус огляделся в поисках стула. Один стоял у стены, но на нем лежала стопка папок. Он снял ее, поискал глазами место на полу. Места в кабинете старшего суперинтенданта было чуть ли не меньше, чем у Ребуса.
— Вот все жду, когда доставят обещанные шкафы, — ворчливо сообщил Уотсон.
Ребус развернул стул к столу и сел:
— Слушаю вас, сэр.
— Как дела?
— Дела?
— Да.
— Дела отлично, сэр. — Ребус вдруг подумал, уж не прознал ли Фермер про Пейшенс. Впрочем, нет, откуда?
— Как констебль Кларк — справляется?
— У меня на нее жалоб нет.
— Хорошо. У нас тут намечается работенка — совместная операция с Торговыми стандартами[5].
— Да?
— Старший инспектор Лодердейл введет тебя в курс дела, но прежде я хотел узнать, все ли в порядке.
— Что это за совместная операция?
— Ростовщичество, — коротко ответил Уотсон. — Да, забыл спросить: кофе хочешь?
Ребус замотал головой, глядя, как Уотсон низко нагнулся и сунул руку куда-то под стул. В комнате было так тесно, что кофеварку пришлось поставить на пол у стола, где старший суперинтендант уже по крайней мере два раза (насколько это было известно Ребусу) разлил все на новый бежевый ковер. Когда Уотсон снова выпрямился, в его мясистой руке была чашка с дьявольски крепким напитком. Кофе старшего суперинтенданта стал легендой в определенных кругах Эдинбурга.
— Ростовщичество и крышевание, — уточнил Уотсон. — Но в основном ростовщичество.
Иными словами, старая грустная история. Люди, которые не имели ни малейшей возможности получить деньги в банке, поскольку им нечего было дать в залог, все-таки могли занять деньги, закрыв глаза на высокие риски. Беда в том, что проценты назначались, конечно, заоблачные, а за просрочку платежа получатель ссуды облагался штрафом, неустойка росла как снежный ком, и о том, чтобы вернуть заем, нечего было и мечтать. Это самый порочный из всех порочных кругов, потому что заканчивается все угрозами, избиениями и кое-чем похуже.
Ребус вдруг понял, зачем старшему суперинтенданту понадобилось с ним поговорить.
— Речь, случайно, не о Большом Джере? — спросил он.
Уотсон кивнул:
— В некотором роде.
Ребус вскочил на ноги:
— Четвертый раз за четыре года! Он всегда выходит сухим из воды. Вы это знаете. И я знаю! —
