довольствие, датируемые пятьдесят вторым годом, в которых были указаны фамилии и имена трех человек, по официальным сведениям расстрелянных еще в конце тридцать девятого года!.. Готовясь к отправке в Россию, Филипп хорошо изучил историю советской генетики, и знал имена практически всех, кто внес в развитие этой науки хоть мало-мальский вклад. Как человек и ученый он поражался патологической жестокости Сталина и его приближенных, расстреливавших и ссылавших ученых такого уровня, какими бы гордилась любая другая страна.
Перечитав заново фамилии, напротив которых стояли цифры, перечисляющие ассортимент скудного пайка и медикаментов, Филипп почувствовал, как озноб пробежал по его телу от понимания, что он в буквальном смысле нашел «скелет в шкафу», но, к сожалению, вопросов по этому поводу задать он никому не мог… Он мысленно поблагодарил собственную интуицию, толкнувшую его покопаться именно в этой стопке пожелтевших документов и, вчитываясь в сухие строки, начертанные на обтрепанных ломких листках, подумал, что, похоже, сюда, в Академгородок, свозили ученых, «вычеркнутых из списка живых», которые обезличенно, без имен и прав, продолжали свою работу. А это, зная русских, может иметь ой-ёй-ёй какие последствия…
Филипп срочно доложил о своей находке руководству за океан, реакция которого не заставила себя долго ждать – ему тут же поручили выяснить, кто еще из генетиков проходил через Академгородок, над чем они работали, где велись работы, и нет ли у института, созданного только в конце шестидесятых годов, своего более старого предшественника, какой-нибудь секретной лаборатории или центра, где велись бы генетические исследования…
Филипп только крякнул от поставленной перед ним задачи и стал, что называется, рыть носом землю, пытаясь подняться по служебной лестнице до такого уровня, чтобы иметь возможность дотянуться до подобной информации. Потому он был счастлив, когда ценой большой, кропотливой работы и умелого обхождения с институтским начальством стал приближенным человеком руководителя института, затем его референтом, а вскорости и ученым секретарем всего института.
Впрочем, академик Вахрушев не торопился раскрываться перед Филиппом, и лишь однажды обмолвился, попросив побыстрее подготовить ему какие-то необходимые бумаги в связи с тем, что «дела в одном из наших филиалов» заставляют его срочно уехать.
Упоминание о филиалах насторожило Филиппа, поскольку официально никаких филиалов за институтом не числилось. Он и это доложил своему руководству, которое решило проверить международную деятельность института, и в девяносто седьмом году неожиданно были обнаружены интересные детали, чрезвычайно насторожившие ЦРУ. Выяснилось, что интересующий их Институт репродуктивной генетики поставлял в западные клиники довольно большое количество человеческих органов для трансплантации, получая за это достаточно крупные суммы и приобретая на них новейшее медицинское оборудование. Но особенно смутило американскую разведку не столько количество органов, сколько их качество и удивительная гистосовместимость с организмом пациентов, о чем говорилось в истории болезней людей, которым были имплантированы «русские запчасти».
Филиппу было поручено выяснить происхождение этих органов, но, сколько он ни вынюхивал, следов органотворчества в институте ему обнаружить не удалось. Он даже пошел на риск и влез ночью в институтскую бухгалтерию, надеясь в документах обнаружить счета на получение и отправку органов, но ничего такого он там не нашел. Оставалось только предположить, что либо за всем этим скрывалась большая афера, либо вся документация вместе с самими органами проходила через другую организацию. А вот что это за организация – нужно было выяснить.
Как– то в приватном разговоре с Вахрушевым, сославшись на книгу «Русский транзит», Филипп попробовал вскользь затронуть тему органов, нелегально поставляемых за границу, насколько, мол, эта подпольная торговля органами серьезна, и уловил быстрый и даже испуганный взгляд академика.
Буркнув что-то неразборчивое, типа: «не читаю беллетристику», Вахрушев поспешил поменять тему и вскоре закруглил разговор вообще.
Филипп еще несколько дней после этого ловил на себе его настороженные взгляды, и решил больше не нарываться. Именно тогда ему и пришла в голову идея подбить Вахрушева на проведение какого-нибудь мероприятия, которое бы позволило приоткрыть завесу тайны над «филиалами» института и потоком органов, поставляемых институтом в западные клиники, причем поставлявших вроде бы официально, но почему-то настолько законспирированно, что это скрывалось даже от самих работников института.
Филипп начал исподволь внушать Вахрушеву мысль о необходимости проведения научной конференции по теме: «Медико-генетические аспекты трансплантологии», постоянно ссылаясь на существующие медицинские проблемы с лечением заболеваний, от которых можно было бы успешно избавить людей с помощью замены пораженных органов. При этом он старался обставить дело так, чтобы Вахрушев сам пришел к выводу о необходимости проведения такой конференции. И, в конце концов, Филипп добился своего… Более того, его даже включили в число ответственных за подготовку и проведение конференции, что играло ему на руку, поскольку ему теперь нужно было понять: будут ли присутствовать на конференции ученые из «филиалов» института, и если да, то кто они, и как выйти на них с целью получения нужной ему информации и при этом не раскрыться.
Ответ на вопрос «кто?» он получил от самого Вахрушева, который вызвал его за две недели до конференции и сообщил, что вместо член-корреспондента РАН Граховского Генриха Модестовича в программу конференции придется включить другого докладчика, вернее, докладчицу – доктора медицинских наук Вербицкую Есению Викторовну, которая прибудет на конференцию с сопровождающим, и поэтому нужно забронировать в гостинице номер-люкс со смежными комнатами.
Пометив у себя в блокноте это изменение, Филипп осторожно задал вопрос, который у него давно вертелся на языке еще по поводу Граховского:
– А от какой организации будет доклад?
Подняв на него тяжелый взгляд, Вахрушев слегка раздраженно сказал:
– От нашего института, естественно! Разве вы забыли?
– Извините, я, вероятно, что-то упустил, – Филипп с виноватым видом застрочил в блокноте, но внутри у него что-то щелкнуло: «Вот оно!..», поскольку ни о чем он забыть не мог – эта тема с ним просто не обсуждалась раньше, а среди сотрудников института эти фамилии точно не числились, он хорошо знал институтский кадровый состав. А во-вторых, если Вербицкая все-таки была сотрудницей института, то есть, по логике, местной жительницей, то почему тогда для нее и сопровождающего ее лица нужно было бронировать номер в ведомственной гостинице? И, в-третьих, никого из докладчиков никто не сопровождал, почему же она оказалась на особом положении? Она что, была под охраной… или под надзором?
Весь этот ворох «непоняток» еще больше укрепил Филиппа в его подозрении, что эта дама – непростая. Он послушно внес исправления в отсылаемый в типографию текст тезисов конференции, и с нетерпением стал ждать ее начала, горя желанием поскорее познакомиться с таинственной докладчицей.
Но в день открытия конференции Филипп был на взводе. Сколько раз за время ее подготовки он проклинал про себя русское разгильдяйство, когда самое простое дело или поручение усложнялось до неимоверности, а то и вообще срывалось из-за того, что кто-то что-то не довыполнил, что-то забыл или перепутал.
«Вот это русских когда-нибудь и погубит!» – со злостью думал он о проштрафившихся, но абсолютно не чувствующих себя виноватыми сотрудниках.
В кутерьме последних приготовлений он чуть не упустил момент приезда Вербицкой и сопровождающего ее человека, спохватившись только тогда, когда услышал гул приземляющегося на институтскую посадочную площадку вертолета.
Филипп бросился в гараж к своей машине, чтобы лично встретить гостей, и подрулил к летной площадке, когда невысокая красивая женщина в дубленке и сухощавый мужчина с неприветливым лицом и бледными, почти прозрачными, глазами уже вышли из вертолета и направились своим ходом в сторону главного корпуса института.
– Добрый день, как долетели? – поздоровался с ними Филипп, выскакивая из машины и, услышав от них ответное приветствие, представился: – Филипп Кондратюк, референт Вениамина Игоревича, прошу в машину, я отвезу вас в гостиницу. Номер уже ждет вас, до начала конференции еще два часа, вы сможете отдохнуть после перелета.
Он довез их до гостиницы, где для них был забронирован двухкомнатный люкс, недавно перенесший «евроремонт» и, проводив их до номера, попрощался, оставив им программу конференции.
Выходя из гостиницы, Филипп уже был уверен, что Вербицкая под надзором. Для этого достаточно было взглянуть на лицо ее спутника, представившегося подполковником ФСБ Кругловым.
У Филиппа было всего три дня для сбора информации, и он лихорадочно прикидывал, как подобраться к Вербицкой поближе. С этим мрачным мужиком за ее спиной это сделать будет явно непросто. Ну что же, для начала нужно к ней присмотреться и послушать ее доклад, который состоится завтра. Как говаривал один каннибал: будет день, и будет пища…
Глава вторая
Бурый устало потер лицо. Он ждал известий от группы Голована, которая уже должна быть на месте. Послав своих лучших «специалистов» на рудник, Бурый надеялся тихо вернуть свои деньги или золото, а там уже дальше будет видно, как поступить с Гуреевым.
Заверещал спутниковый телефон.
Бурый схватил трубку и услышал неожиданно близкий голос Голована:
– Мы на месте. Едем за «багажом» в какую-то старую штольню. Там шестьдесят килограмм. Насчет денег Гуреев говорит, что их забрал какой-то подполковник Круглов, который сейчас находится в Академгородке на трехдневной конференции в Институте репродуктивной генетики.
– Понял, – сказал Бурый, озадачиваясь новой проблемой. – У вас-то все тихо?
– Пока да, Гуреев сам приехал нас встречать… Поверил, что это комиссия прибыла, – Бурый почувствовал усмешку в голосе Голована. – Думаю, обернемся за час, «вертушка» стоит наготове.
– Добро, жду вас! – попрощался Бурый, отключая трубку.
Пройдясь в задумчивости по кабинету, он несколько раз энергично взмахнул руками, разминая затекшие мышцы плеч и, открыв дверь в приемную, где сидела пришедшая утром его секретарша, коротко приказал:
– Галюня, позови Валеру, пусть заводит машину – поедем обедать.
Галюня, лукаво взглянув на него, козырнула, накрыв макушку другой рукой, чтобы «не прикладывать к пустой голове», и нажав какую-то кнопку, сказала приятным грудным голосом, не соответствующим ее худой фигуре:
– Валерочка, на выход, Виктор Иванович приглашает тебя в ресторан, – и она стрельнула взглядом в сторону шефа.
– Не хулигань! – погрозил ей пальцем уже стоявший в дверях Бурый, но сердиться на нее он не мог.
Галюня была младшей сестрой его одноклассницы, с которой он поддерживал теплые отношения. У них была многодетная семья, и Бурый помогал им с тех пор, как встал на ноги. Галюню он знал практически с пеленок, в детстве с ней много играл, и взял ее на работу, как только она после школы окончила училище по делопроизводству. Несмотря на ее задорный характер, она была надежным и исполнительным секретарем, к тому же очень преданным Бурому.
Выйдя из офиса, Бурый увидел, что Валера уже стоит, ожидая его у машины.
– Новые проблемы… – сказал ему Бурый, садясь на переднее сиденье.
– Что случилось? – напрягся тот.
