– Лёньша, соберетесь ложиться, лампу задуй, – сказал он и отвернулся к стене.
Леонида с Есенией уговаривать не пришлось. После снегоходной поездки по тайге, покрыв, как показалось Леониду, расстояние впол-Сибири, они чувствовали себя одинаково выдохшимися. Есения вытерла руки после мытья посуды, подошла к лежанке и, сняв валенки, молча легла ближе к стене, тут же завернувшись в свой тулуп.
Леонид, встав из-за стола и задув лампу, на ощупь нашел в темноте лежанку и лег с краю, почувствовав, как его обдало жаром, когда он ненароком коснулся Есении. Он вспомнил, как он лежал с ней рядом в Юрмале в их первую и единственную ночь… Сейчас это тоже была их первая ночь после долгой разлуки.
Леонид, потянувшись к Есении, нащупал ее руку и крепко сжал в своей ладони. Есения нерешительно придвинулась к нему. Через мгновение она уже лежала, уткнувшись носом Леониду в шею, а ее ресницы, вздрагивая от волнения, щекотали его кожу.
«Как тогда!..» – пронеслось в голове у Леонида, и он притянул ее к себе крепче, жалея, что рядом находится Федор, а сами они застряли где-то посреди тайги, в непонятном месте и с непонятным будущим.
Поглаживая плечо Есении, Леонид чувствовал необычайный покой, словно к нему вернулась долго отсутствующая часть его души, и мир, наконец, приобрел свою целостность. Так и уснули они, тесно прижавшись друг к другу и ощущая окутывающее их тепло.
Глава седьмая
Квач, предусмотрительно отъехавший за угол соседнего дома, как только во дворе появились милицейские машины, в буквальном смысле дергался на сиденье. Нервно оглядываясь, он не знал, что делать: ждать Козака или валить отсюда, пока самого не захомутали? Этот мучительный выбор усугублялся еще и тем, что когда он нервничал, ему всегда безумно хотелось «отлить», а где тут посреди города отольешь! Вскоре он уже ерзал на сиденье, как глистатый кот, а еще через полчаса ему стало совсем невмоготу. Он уже, было, решился приоткрыть дверцу и незаметно помочиться под машину, когда увидел бомжа, который тащил перед грудью рваный пакет, полный пустых пивных бутылок.
Из последних сил сдерживая в себе рвущийся наружу поток, Квач выскочил из машины, выхватил у оторопевшего бомжа одну бутылку и, сунув ему чуть ли не в лицо десять баксов, первыми попавшиеся в кармане под нетерпеливую руку, забрался обратно в машину. Там он рванул молнию на брюках и с почти оргастическим стоном пустил тугую струю в бутылку, взбивая в ней пену не хуже пивной.
Посидев после этого в блаженстве несколько секунд, Квач застегнулся и, открыв дверцу, выставил бутылку из машины. К ней тут же метнулся бомж.
«Десяти баксов ему мало! Пойти отобрать, что ли?… – с неприязнью подумал Квач, наблюдая, как бомж торопливо сливает на газон содержимое бутылки и запихивает ее к себе в пакет. – Где же Козак, мать его, запропал?!.»
А Козак в этот момент, задыхаясь и забыв обо всем на свете, напряженно двигался, глядя снизу на Женю, которая извивалась на нем в страстных движениях, и одновременно испытывал безграничное удивление от фантастичности сложившейся ситуации.
– Мо-о-ой!!! – вдруг выкрикнула Женя, стремительно откидываясь назад и резко выгибаясь, отчего ее острые груди прочертили сосками перед лицом Козака темную дугу.
Почувствовав, как заколыхавшиеся внутри нее волны накатывают и на него, Козак выплеснул в глубину бьющегося в оргазме Жениного тела все, что накопилось в нем за последние дни непроизвольного воздержания.
Послевкусие было неожиданным. Обычно Козак реагировал на близость, как на приятное и полезное для здоровья занятие, и после этого прощался с женщинами без особых чувств, ощущая лишь что-то похожее на сытое удовлетворение. Тут же его просто накрыло! Прижимая к себе упавшее на него сверху обессиленное тело Жени, он ощущал непривычный для него прилив нежности. Такого ему переживать еще не приходилось.
«А ведь это
– Что ты натворил? – уткнувшись лицом ему в грудь, спросила Женя.
– А что, в тебя нельзя было кончать? – всполошился Козак.
– Я не об этом! Почему тебя ищут? – она подняла лицо.
– Ищут не меня, если ты помнишь, а твоего соседа… – ответил Козак, с облегчением целуя ее в глаза, вокруг которых уже залегли характерные после близости темные тени.
– А как ты тогда оказался на нашем балконе и зачем?
– Давно мечтал познакомиться… Надо же было как-то тебя удивить, малыш!
– Не называй меня так!
– Почему? – удивился Козак и погладил ее по спине.
– Потому что я – девушка, а не мальчик… Или ты педофил?
– Скажешь тоже! – обиделся он. – Да и ты, кстати, как я понял, уже давно не девушка…
– Фу, как грубо! – поморщилась Женя и скатилась с Козака на тахту.
– Чего же тут грубого! У тебя классная квалификация! Понимаешь, как завести мужика!
– Ну, знаешь!.. – воскликнула Женя, приподнимаясь на локте и сердито глядя на него. – То, что я ответила на твой порыв, еще не значит, что можно меня так оскорблять! Сказал бы лучше спасибо, что я тебя не сдала!
– Ну не злись! – Козак повалил Женю обратно на тахту и, нависнув над девушкой, прижался к ней бедрами. – Мне правда понравилось! Видишь, я, кажется, опять тебя хочу…
– Не вижу, а чувствую, и меня это радует, – рассмеялась Женя, тоже потянувшись к нему навстречу.
– Жаль, но мне уже нужно идти… Меня ждут! – с сожалением отодвигаясь от нее, сказал Козак.
Женя мгновенно вскочила с тахты и, раскинув руки, словно белая птица, загородила выход:
– Я никуда тебя не отпущу!
– Здрасьте! Как это? – усмехнулся Козак.
Она метнулась к окну и, отдернув штору, посмотрела во двор, где в свете фонарей толпились люди.
– Там тебя, действительно, ждут! Не считай меня за дурочку, ты же скрываешься…
– И что? – спросил Козак, натягивая на себя одежду.
– А то, что я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось!
– Вот за это тебе спасибо… – посмотрев на Женю, сказал Козак и, не выдержав ее горестного взгляда, подошел к ней и крепко обнял.
– Я провожу тебя, – утыкаясь ему в шею, прошептала она.
– Это ни к чему! – отказался он.
Но она даже слушать его не захотела:
– Я сказала, что провожу тебя, значит, так и будет!
– Куда же ты меня проводишь, птаха? – улыбнулся он.
– Хотя бы выведу из дома… – она освободилась из его рук и стала быстро одеваться. – Пойдем!
«А, может, она и права, – подумал Козак, вглядываясь в пространство двора. – Выйдем с ней вместе, это вызовет меньше подозрения. Куда же Квач усвистал?…»
Через несколько минут они с Женей, одетой в модную короткую дубленку и высокие сапожки, уже выходили из подъезда.
Стоявшие у машин милиционеры повернули к ним настороженно-хмурые лица. Среди них были и те двое, что заходили к Жене. Женя приветливо улыбнулась молодому из них, заставив его смущенно отвести глаза. Проходя мимо, Козак покосился на него и уловил его провожающий завистливый взгляд. Он был прав: завидовать, и правда, было чему – такой пылкой любовницы, как Женя, у Козака еще не было.
Проходя через двор, Козак бросил внимательный взгляд вокруг – ни Квача, ни Вероникиной машины нигде видно не было.
«Бросил, значит… – недобро сжав губы, подумал он. – Ну смотри теперь…»
Квач, отчаявшийся дождаться Козака, решил пойти посмотреть, что происходит у дома, в котором «застрял» его напарник. Он поправил шарф, чтобы тот как можно выше прикрывал его избитое лицо и, закрыв машину, двинулся к арке, ведущей в злополучный двор.
Милицейские машины по-прежнему стояли у подъезда, и вокруг них толпился народ и несколько ментов.
«Куда он подевался? Если бы его поймали, то уже за это время давно бы вывели…»
Квач оглядел окна. Дом выглядел совершенно буднично. Вдруг хлопнула дверь подъезда и оттуда вышел Козак собственной персоной под руку с какой-то незнакомой длинноногой кралей.
«Во дает! Где это он ее подцепил?!» – обалдел Квач, глядя, как «сладкая парочка», проходя мимо ментов, чуть ли не раскланивается с ними.
Квач отступил за угол и, дождавшись, когда Козак с девицей выйдут из арки, тихо сказал им в спину:
– Ваши документы…
Реакция последовала незамедлительно. У Квача брызнули искры из глаз, когда Козак, откинув девушку в сторону, мгновенно оказался рядом с ним и оприходовал его по лбу чем-то тяжелым, похоже, пистолетом.
– Ой, бля-я… – простонал Квач, хватаясь за голову и оседая в грязный снег.
Козак, разглядевший, что он припечатал не охотившегося за ним мента, а своего же напарника, от неожиданности отступил назад и вдруг расхохотался – бедному Квачу в последнее время не везло, видимо, судьба у него теперь такая – ходить с черно-синей рожей.
Глядя на возившегося на земле Квача, Козак подал руку разъяренной Жене, тоже упавшей в снег от его толчка.
– Совсем с ума сошел?! – накинулась она на него. – Хорошо еще, что я упала в чистый сугроб, а то сейчас бы отправила тебя с моей дубленкой в химчистку.
– Тихо! Не злись! – попросил он, обтряхивая с нее снег. – Сама же слышала,
Он помог подняться Квачу, который встал, держась за голову и покачиваясь.
– Где машина? – спросил его Козак.
Тот мотнул головой за угол.
– Ну все, Женя… Спасибо тебе большое… за все, я поехал, – сказал Козак, заглядывая ей в глаза. – Я тебе обязательно позвоню…
– Как же ты позвонишь, если номера моего не знаешь! – усмехнулась она и вдруг порывисто прижалась к нему. – Позвони мне, пожалуйста! У меня легкий телефон… – и она принялась нашептывать ему на ухо телефонный номер вперемешку с какими-то сумасшедшими словами о том, что она его никогда не забудет,
