от нее и внезапно показался очень застенчивым за этим небольшим, по сравнению с его крупным телом, столом.
— Не стесняйтесь, — сказала она, подавая ему желтую салфетку. — Кладите себе в тарелку, берите все, что перед вами.
Его застенчивость исчезла, когда они разобрали свои порции и начали есть.
Она подумала о том, что он все еще не верит, что они одни, ему кажется, будто в любой момент могут приехать ее родители.
— Вы говорите, что вы из Салинаса, из мест, где хорошо развито фермерство. Я слышала об этом, — болтала она, пытаясь облегчить свое состояние дискомфорта. — Чем занята ваша семья?
— Мой отец владеет пастбищем и фермой.
— И вы говорите, что вы — единственный сын? Меня не удивит, если ваш отец будет настаивать, чтобы вы всегда были вместе с ним и помогали ему, — была бы она парнем, уверена, что ее собственный отец настаивал бы на том, чтобы пошла по его стопам.
Застенчивая улыбка появилась у него на лице. Он поднял салфетку и вытер губы.
— Да, ему не понравилось мое решение работать пастухом у других некоторое время, но мы заключили соглашение. Он дал мне три года для того, чтобы из меня вышла дурь, как он сказал. Он ожидает моего возвращения домой на празднование окончания столетия, тогда я приму на себя обязанности по ведению хозяйства на ферме. Я уверен, что работа на пастбище была бы очень интересной. Находясь в центре всех событий, можно быть в курсе всех дел, контактировать с соседями, перенимать опыт по ведению хозяйства — это очень увлекательное дело, — казалось, он вновь обрел спокойствие, начал есть кусочки картофеля. — Но в этом случае придется много времени проводить в помещении, а я так люблю смотреть на открытое небо.
— Да, я понимаю вас, знаю, что это значит. Я только недавно вернулась из школы в Сан-Франциско, две недели тому назад. Ужасный климат. Постоянные туманы, я никогда не чувствовала себя так стесненно, как там.
— Одна из моих сестер живет там с мужем. Из писем ясно, что ее устраивает та жизнь. Когда вы молоды и влюблены, не думаю, что имеет большое значение, где жить.
— Нет, я полагаю, нет. Если вы влюблены, — заметив, в какую сторону опять изменилось направление их разговора и как быстро это случилось, Марти начала есть с преувеличенной сосредоточенностью.
Несколько минут они ели в полной тишине, затем Кол спросил, потягивая маленькими глоточками кофе:
— Сколько у вас братьев и сестер?
Она оторвалась от тарелки:
— Никого, на самом деле, никого. После моего рождения у мамы появились, кажется, осложнения, и оказалось, что она не может больше иметь детей.
— Это очень печально, вам пришлось расти в одиночестве.
— Это не совсем так. У меня была прекрасная собака, мой друг для игр и забав. Она умерла в прошлом году. Отец всегда позволял мне брать ее на верховые прогулки.
Кол воскликнул:
— И он научил вас настоящей доброте!
Она не поддержала его улыбкой, зная, что это может вызвать у него восторг и возбуждение:
— А мама — я просто порой боюсь ее испугать своим поведением.
— Матери… Они всегда пытаются подрезать наши крылья, не так ли?
— Вы тоже придерживаетесь такого мнения? — Марти поймала себя на мысли, что невольно доверяется ему, не замечая, как это получается. Его свободная манера общения и ее мальчишеские замашки, вероятно, сближают их.
Он рассмеялся:
— Если бы я был на месте мамы и у меня была бы дочь, то я выдал бы ее замуж за местного