обычаям его рода.
— Боюсь, что это нелегко будет сделать, — покачал головой Мануэль. — Талион — эльф из Эред Ганнора, и по обычаям его тело должно быть отдано течению полноводной реки, протекающей в тех краях. Если я правильно понял, Эред Ганнор попадает в зону затопления.
— В таком случае душа его никогда не обретет покоя, — скорбно произнес Хаям, и Валентин почти увидел полупрозрачную тень Талиона, колышущуюся в ночном мраке.
— Если мы проторчим здесь еще пару минут, — завопил Бранбо, указывая на клубящиеся в проеме тучи, — наши души составят ему компанию! Может быть, просто перенесем его на Селингари и полетим отсюда?!
Валентин молча кивнул. Хаям и Мануэль переглянулись, без труда подняли истончавшее, легкое как перышко тело Талиона и вошли в раскрытый Селингари проход. Валентин и Бранбо не наставили себя ждать.
Солнце, сопровождавшее Валентина в его стремительном путешествии на разборку Избранных и обратно, скрылось за плотными черными тучами. Только непрерывно бьющие молнии освещали мрачный и величественный пейзаж: одиноко высящихся Анхард, окруженный ровным кругом до сих пор нетронутой зеленой травы, вылизанные ветром и запорошенные пылью пустоши на месте недавних деревень и посевов, полегшие, как трава под ветром, леса. И над всем этим кошмаром вставала гигантская волна — какие там сто метров, разинул рот Валентин, тут все триста будут! Хотя до нее оставались еще многие километры, гул ее приближения сотрясал воздух.
Не дожидаясь команды, Селингари взлетел вверх, поравнявшись с крышей Анхарда, и замер в воздухе, словно засмотревшись на совершающуюся на глазах у четверки людей катастрофу. Валентин, да и все его спутники, забыв о собственной безопасности, да что там — забыв обо всем на свете — глазели на медленное приближения водной стены. Перед ней кипел белый бурун, несший вперед деревья, камни, безжалостно содранный верхний слой почвы. Сама стена, темная, гладкая, накатывалась на эту грязную пену и раз за разом погребала ее под собой. Валентин поймал себя на мысли о видеокамере. Быть свидетелем такого и оставить все это только в собственной памяти — а потом многие годы осознавать свое бессилие передать вот это захватывающее ощущение, делающее человека равным богам! Валентин сжал губы — скорее всего, никто просто не поверит. Процессы такого рода обычно проходят без свидетелей.
Водная стена подступила между тем к Анхарду, и сразу же словно обмелела. Черная громада встретила ее, как утес-великан встречает большую, но все же самую обычную океанскую волну; водная стена не подымалась и до половины Башни. Потоки брызг и пены взметнулись в черное небо, грохот тысяч тонн воды заставил содрогнуться даже Селингари — а сама Башня покачнулась и, окруженная водоворотом пенящейся воды, накренилась набок, вырванная с корнем бешеным напором воды.
А водяная стена уже неслась дальше, сметая все новые и новые препятствия на своем пути. Накренившись, Анхард возвышался теперь рукотворным островом посреди бурлящего океана. Армагеддон состоялся, безрадостно отметил Валентин; будем надеяться, что и на этот раз обошлось отдельно взятой страной.
— Полетели, — сказал он, отворачиваясь от навевающего теперь глухую тоску Анхарда.
Ему пришлось ждать, пока Хаям не очнется от транса, в который его привело увиденное зрелище. Тряхнув головой, сказитель встал на свое место наездника и послал Селингари в обратный путь. Домой.
— Я сомневаюсь, — сказал Хаям тихо, — что мне когда-нибудь удастся написать этот эпос.
— Пока человек жив, — ответил Валентин так же тихо, — надежда остается.
Что это со мной, подумал он. Вроде бы все кончено; все живы, кроме Талиона, который, в общем-то, сам виноват; отчего же так тоскливо на душе?
Он криво усмехнулся, покосившись вниз. Отчего, отчего! Разве этого мало?
— Фалер, — Бранбо тронул его за локоть. — Возьмите пожалуйста!
Он протягивал Валентину небольшой мешочек с лямками и прорезями для крепления на поясе.
— Что это? — не понял Валентин.
— Наиболее ценные экспонаты, — пояснил Бранбо. — Браслеты, Игла, Жезл, Шкатулка, рэр-визомон, найденный мной в сокровищнице Анхарда… а также бутылочка с потерявшим Силу прежним Хозяином.
— Спасибо, Бранбо, — кивнул Валентин, вешая мешочек на плечо. Надо же, отстраненно подумал он. Экая куча талисманов. Мне бы такую сумочку десять, да что там, пять лет назад — уписался бы от счастья. А сейчас приходится себя успокаивать, чтобы не запустить этим барахлом в сторону моря.
— Кажется, впереди просвет, — сообщил Мануэль.
Черные тучи, закрывавшие небо, впереди и вправду чуток поредели. Через минуту у горизонта уже появились светлая полоска, — на этот раз не цунами, а обычное голубое небо. Селингари несся на максимальной скорости, поэтому Валентин ничего не успел ответить — на лицо его упал теплый солнечный луч. Граница Т-бури? Или просто тучи еще не успели собраться? Валентин, чертыхаясь, стянул с плеча мешок и запустил руку внутрь, нащупывая Шкатулку. И тут же замер, скорее почувствовав, чем услышав, жужжание в своем поясном кошельке.
Что бы там ни происходило сегодняшним бесконечно длинным днем, а сигнал экстренного вызова, транслируемый переговорным кольцом, он узнал сразу.
Означал этот сигнал две вещи. Во-первых, раз кольцо заработало, Т-буря вне всякого сомнения осталась позади. Очень хорошо; Валентин едва разглядел впереди Зеленые горы. Куда лучше чем я смел надеяться! Не больше двухсот пятидесяти километров. Все-таки я в четыре раза сократил радиус поражения, подумал Валентин. Тоска его заметно поутихла.
А во-вторых, сигнал переговорного кольца означал, что на Большой Земле наконец спохватились. И, стоит мне ответить, понял Валентин, как в то же мгновение меня выдернут обратно. Скорее всего не Стелла, а уже сам принц Акино. Хорошо еще, что засечь само кольцо на таком расстоянии не получится.
Ну что, спросил себя Валентин. Будем отвечать?
Хрена вам, ответил он тут же. Рабочий день у меня уже кончился. Имею я право на личную жизнь?
Кольцо продолжало жужжать, но теперь Валентин не обращал на него никакого внимания. Впереди появился куда более достойный объект: у подножия Зеленых Гор клубился черный дым явно вулканического происхождения, а в тех местах, где порывами ветра его на несколько секунд относило прочь, открывался страшноватый вид на заполненный огненной лавой провал, по одну сторону которого кверху вздымалась отвесная ноздреватая стена, а по другую тянулась заполненная остывшими и не совсем остывшими языками лавы вулканическое плато, похожее на жерло гигантского вулкана. Валентин понял, что именно здесь прошла граница разрушений, вызванных скоротечной схваткой трех тальменов.
Хорошо еще, что только здесь.
Огромная территория в половину Франции в единый миг провалилась на несколько сот метров вглубь и через считанные минуты должна была исчезнуть с лица планеты. Пожалуй, подумал Валентин, образовавшееся море будет первым рукотворным морем на Панге. Причем я даже знаю его создателя… более того, везу его с собой, в бутылке!
Валентин открыл уже снятую с плеча сумку, отпихнул в сторону никому не нужные теперь талисманы и достал на свет бутыль толстого желтого стекла, внутри которой клубилась тьма. Великий Черный, выдержанный, высокого качества.
— Не надо! — крикнул Хаям, отчаянно размахивая руками. Похоже, он превратно истолковал намерения Валентина.
— Ха-арош! — довольно крякнул Валентин, разглядывая своего экзотического пленника. — Насколько я понимаю, — посмотрел он на Бранбо, — идея о том, чтобы вернуть Замок прежнему владельцу, не вызывает у вас энтузиазма?
— Великий Черный слишком слаб, чтобы занять твое место силой, — покачал головой Мануэль, — и слишком долго отсутствовал, чтобы сохранить право называться Хозяином.
— Спрячь его, а? — просительно пробормотал Хаям.
— И не вздумай заикаться о нем Максиму! — предупредил Бранбо.
— Это еще почему? — поинтересовался Валентин. Хаям хмыкнул:
— Неужели непонятно?! У вас, пришельцев, совсем не наши взгляды на право первой ночи. А также последующих.
Кажется, подумал Валентин, воспользоваться пророческими способностями Нинель будет не так-то просто. Ну, да не больно-то и хотелось, сказал он себе, печально вздыхая.
— Забаллотирован четырьмя голосами при двух воздержавшихся, — сообщил он бутыли. На мгновение в клубящийся тьме вспыхнули два огненных глаза; по-видимому, Великий Черный и в сжатом виде сохранил способность воспринимать происходящее. — Переводится на казарменное положение!
И с этими словами Валентин преспокойно засунул бутылку обратно в мешок.
Море Великого Черного, прикинул он. Или — Великое Черное Море. А то еще можно настоящее имя узнать…
Селингари резко изменил направление полета, нырнув в уже знакомую Валентину шахту горного замка. Валентин перекинул ремень от сумки через голову и одернул свой изрядно помятый и перепачканный комбинезон. Как-никак, возвращаюсь с победой, и притом в звании главнокомандующего!
Когда глаза Валентина привыкли к полутьме операторской, он убедился, что милитаристский дух обуял не только его самого. Максим раздобыл где-то самую натуральную фуражку и, напялив ее на голову по самые брови, при появлении Валентина отдал честь. В тот же миг грянула музыка — бравурный марш скорее из германского, чем из русского репертуара. Валентин повел глазами — в правом углу стояла Нинель в черном с серебренными блестками платье и перебирала пальцами над полукруглым предметом, из которого и гремела музыка. Взмахнув обеими руками, результатом чего стал громовой удар тарелок, завершивший марш, Нинель вскочила из-за стола и бросилась к Валентину с явным намерением обниматься и целоваться.
Валентин осторожно, косясь на Максима, обхватил Нинель левой рукой, аккуратно ответил на поцелуй и перевел дух.
— Поздравляем! — проскандировал Максим. — Фалер, — добавил он уже от себя, заметно сбавив тон, — вы справились с этим куда лучше Великого Черного.
— И значительно быстрее! — поддакнул Хаям. Валентин почувствовал, что еще немного — и он поддастся, расплачется и начнет нести всякую чушь. Из последних сил он выдавил:
— Максим! Кажется, я заказывал обед?
— В пиршественном зале, хозяин, — ответил Максим с коротким поклоном. — Я попросил открыть последний ящик шампанского. Вряд ли в скором времени у нас будет более достойный повод его прикончить!
— Ну так пойдемте и наконец-то выпьем! — воскликнул Валентин, сжавши правую руку в кулак и залихватски вскидывая ее к правому плечу.
Ледяной озноб прошиб его до костей. Еще не осознав, что именно он натворил, Валентин протянул перед собой руки, хватаясь за воздух, но они утонули в окутавшей его темноте. Тысячи иголок на миг пронзили тело, Валентин схватил ртом замороженный воздух и очутился на подиуме в совсем другой
