росло в обратной пропорции к оставшимся листам. На предпоследней странице он был близок к панике. Пусковые коды благополучно возвращены, однако злодей, их укравший, все еще на свободе, да к тому же завладел пузырьком со штаммом гриппа, которым можно уморить все население Вашингтона и его окрестностей. Предчувствуя недоброе, Пфефферкорн взял последнюю страницу:
—
—
—
Всё.
Пфефферкорн заглянул в сумку — может, потерялась страница? Или целая глава? Ничего. Ну да, иначе и быть не может. Ведь книга не дописана. Расстроенный, он убрал незавершенное творение. Потом откинулся в кресле, прикрыл глаза и уснул.
20
Пфефферкорн кинул неразобранную сумку под кухонный стол и занялся делами. Просмотрел почту, заглянул в холодильник, позвонил дочери.
— Как провел время? — спросила она.
— Для похорон неплохо.
— Как Карлотта?
— Ничего. Тебе привет.
— Надеюсь, будете общаться, — сказала дочь и, помолчав, добавила: — Может, опять к ней съездишь.
— Ну, не знаю.
— А что? Думаю, тебе это на пользу.
— Поблевать в самолете?
— Я не о том, папа.
— О чем же?
— Ты понял, — сказала она.
— Вообще-то нет.
— Позвони ей.
— И что сказать?
— Поблагодари за приятную встречу. Скажи, хочешь снова ее повидать.
Пфефферкорн вздохнул:
— Милая…
— Ну, папа. Я же не дура.
— Понятия не имею, о чем ты.
— Тебе на пользу.
— Что?
— Если у тебя кто-то будет.
Нечто подобное она уже говорила, когда подростком зачитывалась викторианскими романами.
