смешалось. Пфефферкорн взял другую фотографию, на которой он целовал дочь в губы. Да нет, это не дочь. Покойная жена. Сейчас их раздражающее сходство граничило с порнографией. Он поспешно перевернул снимок картинкой вниз, медля брать следующий — почти на всех бывшая жена. Что из прожитого хотел бы он вернуть? Вспомнился день, когда по телефону жена сообщила, что умирает.
Пфефферкорн взял следующее фото.
С Биллом на Пьяцца-Навона, их тени горбаты от больших рюкзаков. Летом после выпуска колесили по Европе. Тогда сезонный железнодорожный билет стоил восемьдесят пять долларов. Все разъезды и перелеты Билл оплачивал из денег, полученных от деда с бабкой в подарок на окончание университета. Пфефферкорн говорил, что вернет долг. Но так и не вернул. Интересно, от кого был тот «подарок на окончание»? От стариков? Или Парней? Уже тогда Билл на них работал? Теперь не узнаешь. Сомнения выхолащивали его воспоминания. Припомнилось общежитие в Берлине (тогда Западном Берлине). В два часа ночи сквозь сон он услышал, что Билл выходит из комнаты. Утром друг сослался на бессонницу.
50
Турне с «Кровавой ночью» было несравнимо шикарнее поездки с «Кровавыми глазами». Больше городов. Перелеты первым классом. Роскошные отели. В одном поднесли цветы, фрукты и копию романа в четверть натуральной величины, выполненную в шоколаде и сахарной глазури. Пфефферкорн сфотографировал ее на мобильник.
Неизменными остались только эскортессы — милые, симпатичные дамы от тридцати пяти до шестидесяти, заядлые книгочеи. В аэропорту эскортесса поджидала Пфефферкорна у выдачи багажа, держа в руках опознавательный знак — его роман. Улыбки, радость от встречи. Затем круиз по местным книжным магазинам и раздача автографов. За обедом дама ахала над свадебными фото дочери Пфефферкорна. Потом второй автографический раунд, а затем двухчасовой перерыв, дабы гость принял душ и побрился. Вечером эскортесса везла его на читку, а утром прибывала ни свет ни заря, чтобы сопроводить в аэропорт. Пфефферкорн был признателен этим женщинам, оживлявшим утомительную рутину.
Аншлаг на каждой читке внушал определенный оптимизм. Издатели стенали, что читающей публики все меньше и она неудержимо стареет. Через пару лет, предрекали они, книжный рынок исчезнет. Однако встречи с разношерстными поклонниками убеждали, что дела не так уж плохи.
Пфефферкорн отвечал на вопросы.
— Что вдохновило на роман?
Да как-то все само собой получилось, говорил Пфефферкорн.
— Наверное, перелопачиваете гору материалов?