— Твоему отцу шестьдесят два года, — сказал я. — Это я знаю. А сколько лет его сестре?
— Какой сестре? — спросила Виктория.
Я взглянул на нее, не веря своим ушам.
— Тете Марте, — сказал я.
— А-а! Тетя Марта… Она ему не сестра.
— Не сестра?
— Нет. Она его кузина. Ей пятьдесят восемь лет.
Пятьдесят восемь лет! Я знал многих женщин, ее ровесниц. Одни были степенные, другие довольно прыткие, каждая по-своему. Но фрёкен Лунде, которая, значит, приходилась полковнику Лунде не сестрой, а кузиной, принадлежала другому миру. Ее мир вполне соответствовал атмосфере этого старого, кишащего призраками дома конца прошлого века. И все равно, хотя ничего особенного я не узнал, мне казалось, будто я обнаружил мину на ничейной земле.
— Виктория, — сказал я, — я не люблю насильно вытягивать сведения из людей.
— Ты только притворяешься, будто не любопытен. А на самом деле ты невероятно любопытен. Как благородно это звучит: «Не люблю насильно вытягивать сведения из людей»!
Я снова взглянул на нее.
— Хорошо, Виктория. Пусть будет так. Наверно, ты права. Но ведь все считают, что фрёкен Лунде сестра твоего отца?
— Мало ли кто что считает? Это ровным счетом ничего не значит.
— Конечно, нет.
Неожиданно прабабка Лунде ожила в моем воображении. Я впервые подумал о ней как о живом человеке.
— Ты права, Виктория. Я любопытен. Теперь, когда я это признал, можешь ты рассказать мне все по порядку?
Она взяла шариковую ручку и начала щелкать штифтиком. Театральная пауза. Я ждал.
— Вообще-то рассказывать больше нечего. Тетя Марта — папина кузина. Она всегда здесь жила. Больше ей жить негде. Ты, наверно, считаешь, что у нее довольно старомодный вид… но ведь и у меня такой же? В этом доме все выглядят старомодно. Кроме Люси…
— Но если прабабушка Лунде действительно спрятала на чердаке что-то чертовски — извини, я хотел сказать, что-то необычайно ценное, тогда твой отец и твоя… твоя тетя Марта имеют по закону равные права наследования?
— Да.
— Ты все это знаешь, Виктория?
— Конечно. Я читала книгу «Юрист на дому».
— Но послушай…
— А после отца право наследования принадлежит мне. Совместно с Люси.
Кому, как не мне, знать современных подростков! Ведь на протяжении многих лет я ежедневно встречался с ними в школе Брискебю.
Люди говорят, будто все подростки одинаковы. Люди говорят ерунду. Каждый подросток, как и каждый новорожденный младенец, — личность, причем в несравненно большей мере, чем взрослый.
Я никак не предполагал, что Виктория может разбираться в юриспруденции — наверно, потому, что она вела такую замкнутую жизнь, была плохо одета, не имела друзей, жила с людьми намного ее старше, которые сделали свой мирок ее миром, и еще потому, что она была так трогательно неопытна. Я никогда не свыкнусь с мыслью, что в душе каждой женщины таятся самые неожиданные свойства. Вот и Виктория, тоненькая Виктория, безобразно одетая, с черной челкой и зелеными, сверкающими, как звезды, глазами…
