— Как и я, — ответил он. Он взял меня за локоть и потянул в дальний угол класса, где нас нельзя было заметить от двери, и мы бы узнали, что кто-то вошел. — Когда дело касается тебя, Блисс, я всегда очень серьезен.
Имел ли он в виду то, что я подумала? В его взгляде горела опасность. Я не могла думать ясно, когда он был так близко. Он попытался еще раз меня поцеловать, но даже не смотря на то, что мы были скрыты от глаз того, кто мог в любой момент войти в дверь, я слишком боялась, слишком была напугана. Я снова почувствовала себя как в ту первую ночь, когда мы были в моей кровати. Была ли это я? Была ли я готова к чему-то подобному?
Я повернула голову, и его губы коснулись моей шеи. Все было настолько запутанным. Как я могла чего-то настолько сильно желать и в то же время не хотеть этого?
Часть меня жаждала обхватить его руками и умолять, чтобы его губы никогда не отрывались от моей кожи. Другая хотела с криком убежать в другом от него направлении.
Победила вторая часть.
Я высвободилась из его объятий и подняла руку, пытаясь удержать его от того, чтобы он последовал за мной.
— Я не могу. Мне пора. Хочу найти Кейда перед вечерней репетицией, быть может, еще удастся все наладить.
После чего я покинула класс. Кожа все еще горела от его прикосновений. К тому времени, как я добралась до актерского фойе, Кейда там уже не было. В течение всего оставшегося дня мне тоже не удалось застать его одного. Я думала над тем, чтобы попросить его поговорить со мной до репетиции, но постоянно кто-то был рядом и пялился, и, честно говоря, у меня просто не было на это сил.
Но это лишь означало, что наша третья репетиция началась так же плохо, как и все остальные.
Эрик, который понятия не имел о разворачивающейся за кулисами драме, был в замешательстве. Я думаю, он предположил, что все это из-за меня и Кейда, и именно поэтому отослал нас. Он сказал, что просто хочет поработать с хором, а также, чтобы мы кое-что отрепетировали. Итак, он отправил нас в небольшую мастерскую, где мы должны были отрабатывать одни… с Гарриком.
Должно быть, грядет апокалипсис. Настолько ужасные вещи случаются только в преддверии конца света. Я завидовала самообладанию Гаррика. Он ни разу не выдал своих эмоций.
Я же, напротив, напоминала крушение поезда в человеческом обличье.
Мы вместе дважды пробежались по нашей первой сцене. Кейд был безжизненным, а я — жалкой.
Не важно, сколько раз между репликами Гаррик бормотал «Проснитесь!», «Энергичнее!» или «Поднимайте ставки!», мы все равно были ужасны. Гаррик, который знал, на что мы оба способны, все больше и больше расстраивался. Он даже не пытался изобразить оптимизм.
— Перерыв на пять минут для обоих.
Я ушла в уборную и ополоснула лицо водой. Нужно было это остановить. Если я смогла сыграть перед Домом, то естественно смогу перед Кейдом, не важно, насколько он расстроен. Он мой лучший друг, но если я хотела стать актрисой, то мне нужно было научиться отбрасывать эмоции в сторону и думать о нем, как о ком-то другом.
Почувствовав себя немного лучше, я вернулась в мастерскую. Кейд и Гаррик уже были внутри и разговаривали.
— Я знаю, что между вами происходит что-то личное, но вы должны это преодолеть, — сказал Гаррик.
— Я стараюсь. Но это не так-то просто.
Гаррик стоял ко мне спиной, но я видела лицо Кейда, бледное и помятое, как лист бумаги, который собираются выбросить. Я задыхалась, желая, чтобы все закончилось или чтобы никогда не происходило.
— Ты недостаточно хорошо стараешься. Итак, она не ответила на твои чувства. Такова жизнь.
У меня отвисла челюсть. Как он мог быть таким бессердечным? Гаррик, который был таким милым и
