Джаспер, увидев, что происходит, побежал вниз за своим сотовым телефоном, чтобы позвонить папе в больницу. Элис открыла дверь в ее спальню. Я зашел внутрь и положил Изабеллу на кровать. Джессика вышла из моей спальни, но я не обращал на это никакого внимания. Никто и ничто, черт возьми, сейчас не имели для меня значения, кроме Изабеллы.
– Изабелла? Вставай, bella ragazza, открой глаза, посмотри на меня, – быстро сказал я.
Я даже не думал о том, что я говорил. Я знал, что Элис была в комнате, и, что она немного владела итальянским языком. Она, конечно же, поняла, что я назвал Беллу «красивой девочкой». Но я ничего не мог с собой поделать. Я думал, что она мне просто симпатична.
О, Боже, почему я раньше не понял, что люблю ее?!
– Ударьте ее или что там еще нужно сделать? – голос Джессики прозвучал из дверного проема.
На меня нахлынула волна гнева. Я проорал ей, что никто не смеет тронуть Изабеллу хоть пальцем.
Тут глаза Изабеллы открылись, и она посмотрела на меня. Я хотел ей помочь, но мною все еще овладевали сильные эмоции, поэтому я накричал на нее, будто она была в чем-то виновата. Она подумала, что случилась беда, и из ее глаз потекли слезы. Я почувствовал себя дерьмом, негодяем, мерзавцем из-за того, что так отреагировал. Я попробовал успокоить ее и объяснить, что она упала в обморок и, и, тем самым, очень испугала меня.
Она попробовала сесть, несмотря на то, что я препятствовал этому. Она посмотрела на дверной проем и выражение ее лица изменилось. Она выглядела очень расстроенной и опустошенной. Я обернулся и увидел Джессику, на ней был надета только моя гребаная рубашка. Я огрызнулся на нее и послал одеваться. Через секунду после того, как Джессика ушла, из комнаты поспешила уйти и Элис.
Изабелла закрыла глаза. Я посмотрел на нее и улыбнулся.
Боже, какая она красивая.
– La mia bella ragazza, – пробормотал я, поглаживая ее лицо.
Я знал, что она не понимала, о чем я говорю, и я был этому рад. Но я ничего не мог с собой поделать, я не мог не говорить ей этого. Открыв глаза, она спросила меня, что означает эта фраза, а я ответил, что ей совершенно незачем это знать.
Если бы она знала, что я только что назвал ее «моя красивая девочка», она, вероятно, испугалась бы. Мы на мгновение уставились друг на друга. Я пытался понять, чувствует ли она то же самое, что чувствую я. Может она, также как и я, сбита с толку или напугана. Но она смотрела на меня с изумлением. Я не мог понять, о чем она сейчас думает.
Джессика хлопнула дверью моей спальни. Я вышел в коридор, чтобы поговорить с ней. Она начала ругаться со мной. Она ревновала из-за того, что я так повел себя с Изабеллой. Она не знала о том, что та была в рабстве, она воспринимала ее как прислугу, нанятую, чтобы вести домашнее хозяйство. И она назвала ее гребаной прислугой. И тут я не выдержал… Я схватил ее за руку и высказал ей все, что я о ней думаю. Я старался говорить как можно тише, но церемониться и выбирать слова я тоже не собирался. Вероятно, после всего этого доступ к ее телу для меня будет закрыт, но мне было уже все равно. Она не стоила того, чтобы дорожить ею и ценить ее. Теперь я чувствовал себя принадлежащим только Изабелле. Я никому не позволю оскорблять ее.
Я вернулся к Изабелле. Она стала извиняться передо мной и просить, чтобы я извинился от ее имени перед Джессикой. Сначала я не совсем понял, о чем она говорит. Но потом меня словно ударило током. Она слышала нас… Слышала стоны и крики Джессики. И теперь она извинялась за то, что помешала нам трахаться! Я чувствовал себя конченным дерьмом. Я был поражен и расстроен тем фактом, что она услышала, узнала про нас с Джессикой.
И тут я начал объясняться с ней на итальянском. Я рассказал о том, насколько глупой оказалась вся эта ситуация. Что весь этот гребаный секс ничего для меня не значит. О том, что я вел себя по-идиотски. Я стал рассказывать ей о моих чувствах, о том, как все это было смешно, и как теперь уже ничто не имело смысла. Я так увлекся, что даже не услышал, как подошел мой брат.
