продать! Поняла? Я хотел тебя выгнать на улицу! А ты смеешь меня оскорблять? Я хотел тебя убить! Думаешь, твои неприятности на работе случайны? Думаешь, угрозы ночью по телефону – это случайный хулиган? Я все время следил за тобой! И я узнал, что ты спала с каким-то московским ублюдком! Я хотел вас обоих убить! Сначала я решил сбить тебя машиной. Но потом нанял специального человека, который должен был тебя пристрелить! За то, что в то время, когда мы с тобой не виделись, ты нагло спала с ним! Посмела спать с этим ублюдком! Мой человек все время следил за тобой, куда бы ты ни пошла. Я уже отдал приказ тебя уничтожить. Мой человек должен был стереть такую, как ты, с лица земли. Тебя должны были застрелить и инсценировать случайное уличное ограбление. Но за день до назначенного срока непонятно почему ты вдруг мне позвонила. Позвонила сама. Мне было приятно, что ты так унизилась. И я отменить свое решение. Тем более, что этот московский хмырь уехал, а, значит, пока ты не будешь с ним спать. Я решил оставить тебя жить. Мне в голову пришло, что не очень красиво мстить женщине. Я не буду сводить с тобой счеты. Но я могу уничтожить тебя в любой момент! Помни об этом! Я знаю каждый твой шаг! И если ты оступишься, я тебя с удовольствием уничтожу!
Из глубины меня, безотчетное, вдруг вырвалось:
– За что?! Но я же люблю тебя!
– А мне плевать на твою любовь! Ты единственная женщина, которая посмела меня унизить! Никто и никогда не смел вести себя таким образом! Никто и никогда не говорил мне таких слов!
Я встала с дивана, пошла к двери. Он шел за мной следом.
– Куда ты направилась?
Открыла замок, обернулась и сказала только одно слово:
– Прощай.
Это был единственный раз, когда с нашего свидания я возвращалась одна.
Одеревеневшая, я исчезла в накрывающей меня темноте как в плотном бархатном покрывале. Где дрожащее мерцание электрических искр сохраняло всю нетронутую горечь соленных моих, не пролитых слез…
Полумертвая от настигшей меня потери (я считала потерей его признание, где зловонно сочетались угрозы меня убить с тем, что я ему по – настоящему не нужна), я шаталась и, словно каменный истукан, лишенный опоры, с трудом сохраняла равновесие в несущей меня тишине. Темный город плакал вместе с моим сердцем холодным осенним дождем.
Дни после остались темным рассыпчатым маревом, из – под завесы которого изредка выплывали обрывки поступков и слов. Я чувствовала себя как рыба в аквариуме, наблюдая проплывающую мимо жизнь сквозь глухие, толстые стены. Ко мне не долетали слова – словно в один единственный миг я разучилась воспринимать человеческую речь. Обращенные ко мне слова я воспринимала, как мелькающие обрывки, как смутные контуры теней, проплывающих мимо меня и исчезающих навсегда. А на рассвете я задыхалась, как рыба, выброшенная на песок, от того, что потеряла веру в людей, в то, что на этой планете существует живое человеческое существо, после жарких объятий не способное сунуть мне нож в спину.
Эта мысль (мучающая меня посильней раскаленного железа) не оставляла меня, не собиралась уйти. Как может близкий человек не давая себе даже времени для более основательной подготовки удара, ударить тебя ножом при первом же случае, как только ты повернешься спиной… Да еще и поворачивать ручку до кости, наслаждаясь видом капель крови, вытекающих из твоей раны. Ничего страшнее просто не может быть. Иногда такое невозможно представить. Так же как невозможно представить, что, разомкнув жаркие объятия вместо счастливых глаз рядом с собою можно увидеть холодные глаза убийцы. И вместо плода счастливой любви (новой жизни) можно родить на свет только горькое, испепеляющее все на своем пути зло.
С тех пор во мне осталось одно чувство. Я стала бояться привыкать к людям. И это ощущение было сильнее любого страха и боли. Я стала бояться людей. Я стала бояться нежности, любви, красивых слов, чтобы однажды, проснувшись утром, не увидеть глаз убийцы рядом с собой. И чтобы вновь не пережить расплавленное состояние черной глухоты, пытаясь прийти в себя от жестокого удара. Я задыхалась не только потому, что утратила веру в людей, но еще и потому, что не могла смириться с его злобой, не могла
