Крик души

сознание.

   Антон застыл, не веря услышанному и бездумно глядя в пространство. Вместо слов в ушах стоял дикий вой сирены, которая отчаянно и рьяно возвещала об опасности, беде, надвигающейся катастрофе. Он не желал, он отказывался верить в то, что услышал, отметая прочь даже возможность подобного расклада.

   Этого не может быть!..

   - Простите... что вы сказали? - не веря, уставился он на адвоката.

   - Даша теперь официально приходится ему дочерью, - повторил тот и пристально посмотрел на молодого человека. - И именно вас, своего сына, он просил стать ее опекуном...

   - Ее опекуном?! - он закричал, сам не понимая того, что кричит.

   - Это была его последняя воля, - твердо сказал Геннадий Павлович. - Не мне ее оспаривать.

   Антон тяжело вздохнул, ощущая, как стучит в груди сердце.

   - И не мне, - шепотом пробормотал он.

   Всё вдруг встало на свои места. Вот о чем говорил отец, вот на что намекал, вот к чему его готовил. И не просто так велись эти, казалось, не нужные, совершенно бесполезные разговоры об этой девчонке. Он думал лишь о ней даже в последние дни своей жизни. И сделал для нее такое, на что пойдет не каждый! Ради нее. Ради того, чтобы защитить ее, уберечь, быть уверенным, что о ней будет кому позаботиться.

    И он возложил это на него.

   Антон едва не задохнулся от осознания того, что произошло.

   Отец знал, что не добьется от него ничего приказом или просьбой, но воля умершего - закон. По крайней мере, для него. И отец знал это. Он, черт побери, знал, что Антон не сможет отказать ему в этом!

   Но он не мог смириться, не мог согласиться с тем, что для него подготовили. Стать опекуном девчонки, которую терпеть не может?! Которую ему даже видеть неприятно?! Которая отняла у него все?!

   Он не сможет, он просто не вынесет этого. Не сейчас, когда еще так свежа память, и воспоминания настойчиво колотятся в мозг, возвращая его в прошлое. Туда, где он еще был вместе с отцом. И в то прошлое, в котором появилась  она... все разрушив!

   И тогда он сделал то, за что после презирал себя долгие годы.

   Обратился за помощью к человеку, просить о помощи которого следовало в самую последнюю очередь.

   - Маргарита... Львовна?

   Он застал ее в кухне, где она, вытирая слезы платком, стояла у плиты. При его появлении вздрогнула, обернулась.

   - Антон? - кажется, она удивилась, увидев его. - Это вы? Я думала, может... Даша, - она избегала смотреть ему в глаза, а потому, уставившись в пол, проговорила: - Вам что-то нужно? Чего-то хотите?

   И он решился. Именно в этот момент сделал шаг в пропасть, еще один, последний шаг навстречу безумию. Заглушил в себе надрывающийся до хрипоты голос совести, сердечности и милосердия, заставив их подчиниться холодности, равнодушию своей новой натуры, того человека, которым становился.

   Подойдя к ней ближе, посмотрел на экономку пристально и очень внимательно.

   - Давайте начистоту, Маргарита Львовна, - сказал он твердо, и увидел, как женщина вздрогнула вновь. - Вы можете помочь мне, я могу помочь вам. Давайте не будем осложнять друг другу жизнь.