Мирчо, ты со мной.
Наглая ухмылка гайдука мигом погасла. Но прежде чем он успел возразить (а он собирался, Влад видел это по глазам), убитый поднял голову и прохрипел:
— Кровь!
Влад соскочил с коня и подошел. Даже наколотый на копье, рыцарь возвышался над ним на полголовы, а Влад был не мал ростом. Залитые кровью глаза смотрели из-под поднятого забрала с тоской и мукой.
— Кто ты? — спросил Влад по-немецки. Польского он не знал, к тому же пронзенный явно произнес «Blut».
Из горла поляка вырвался хриплый клекот. Если таково было его имя, то крестили его не в костеле, а в орлином гнезде.
— Кровь! — простонал он снова. Это слово, во всяком случае, у него выходило отчетливо.
— Она тут везде. — Влад обвел рукой усеянное трупами людей и коней поле. — Пропитала землю на двадцать локтей. Или ты жалуешься, что немного запачкался в крови? Так это и немудрено: в тебе проделали дыру, в которую корова пролезет.
Рыцарь прикрыл глаза, словно отчаявшись растолковать собеседнику свою мысль. Мгновение Влад думал, что он все-таки отдал богу душу. Но тут поляк собрался с силами и предпринял последнюю попытку.
— Дай! — сказал он. — Кровь! Дай мне! Проклятье…
Голова его бессильно упала на грудь, оказавшись вровень с лицом Влада. Тот, не торопясь, ослабил кожаные завязки шлема и рывком снял его с головы пронзенного. Налетевший ветерок растрепал пшеничные волосы рыцаря, без шлема выглядевшего совсем юным.
Влад кинул шлем подъехавшему Мирчо.
— Наполни.
Мирчо спешился, огляделся, присел рядом с жалобно ржущей лошадью с перерезанными сухожилиями. В руке его, словно по волшебству, оказался тонкий изогнутый турецкий кинжал.
— Нет… — Поляк прошептал это тихо-тихо, но Влад услышал и приблизил ухо к запекшимся, черным губам. — Дру… гую…
— Мирчо! — Влад махнул гайдуку рукой. — Лошадь не годится.
Гайдук поднялся, гибкий, как хлыст. Зашагал между трупов, придерживая шлем на сгибе локтя, как это делают рыцари. Иногда он останавливался, переворачивая головы лежавших сапогом из мягкой кожи, но, ни разу не наклонился. Ему пришлось отойти довольно далеко, прежде чем он обнаружил то, что искал. Это оказался один из тех мужиков с косами, что погубили польскую конницу, — корявый, черный, как головешка, одетый в какие-то лохмотья. Мадьярская сабля отделила его правую руку от туловища, но он все еще был жив и даже попытался уползти от неторопливо идущего за ним Мирчо. Натешившись, гайдук пнул мужика ногой в спину, встал над ним, запустил сильные пальцы в его жесткие курчавые волосы, задрал голову вверх и перехватил кинжалом шею. Потом ловко подставил под хлестнувшую багряную струю посеребренный шлем поляка.
— Только половина, — сказал он, подходя и протягивая шлем Владу. — У него из обрубка много вытекло…
Рыцарь с пшеничными волосами жадно смотрел на шлем. Его почерневшие губы вытянулись в трубочку, он громко причмокивал, будто целуя воздух. Влад поднял шлем с кровью к его лицу. Повернул так, чтобы кровь стекала по желобу носового выступа. Наклонил. Тонкая алая струйка потекла рыцарю на лицо. Черные губы вытянулись еще больше, ловя каждую каплю еще теплой жидкости. Причмокивание перешло в исступленное урчание, словно огромному зверю чесали брюхо. Влад, прищурившись, смотрел на лицо поляка — под засохшей кровью и грязью оно было бледным, как рыбье брюхо.
Руки рыцаря, бессильно обхватывавшие убившее его копье, вздрогнули и медленно поднялись. Поляк издал голодное рычание и вырвал у Влада шлем с кровью. Судорожным движением поднес ко рту и начал, захлебываясь, глотать. Алые струйки стекали по подбородку, покрытому светлым юношеским пушком.
— Господин, — тихо промолвил за спиной у Влада старый гайдук Батя. — Это же…
