— Я думал, что, возможно, ты хотел, чтобы я увидел, каково это родителям — хоронить своего ребенка.
Он задумчиво поглаживает бороду.
— Это было бы с моей стороны нехорошо и нарочито, но совсем исключать такую трактовку я бы не стал.
Он говорит устало, не как бывает в конце многотрудного дня, а будто именно Сильвер высасывает его энергию.
— Ты разозлился из-за этой выходки с «Благодатью»?
— Конечно, нет, — отвечает он, даже чуть усмехаясь. — Но все-таки — что на тебя нашло?
Сильвер толком не понимает, как объяснить. Это как будто в нем плохо поменяли проводку. Сигналы путаются, рычаги дергаются, ток подается с перебоями, и он следует импульсу еще до того, как сознает его появление.
— Я, — отвечает он. — Я на себя нашел.
— Кто-то бы сказал, что это был Господь.
— Ага. Люди нас часто путают, но я выше ростом.
Рубен сворачивает на аллею, ведущую к «Версалю», съезжает на обочину и останавливается.
— У меня есть план, — говорит он.
— Да ну?
— Мы съездим вместе на каждое из событий жизни, которые есть в моем расписании: обрезание, бар— или бат-мицва,[5] свадьба, смерть.
— И со смертью мы только что разобрались.
— Мы разобрались с похоронами. Это не одно и то же.
— Окей.
Он с нежностью смотрит на Сильвера.
— Ты неважно выглядишь.
— Бывало и получше.
Рубен печально улыбается, потом наклоняется и целует его в лоб. Сильвер не помнит, когда он в последний раз делал это. Он чувствует, как щетина отца царапает ему лоб, слышит знакомый запах крема после бритья, и в это мгновение чувственная память возвращает его во времена, когда он был мальчишкой, уверенным, спокойным и любимым, который каким-то образом умудрился вырасти в это не пойми что.
Отец как будто никуда не спешит, так что они молча сидят в машине, смотрят в окно, ждут, когда начнется дождь.
Глава 25
Он просыпается парализованный, с онемевшими руками и ногами. Несколько минут лежит, считая, что уже умер, что вот так и ощущаешь себя после смерти, что мозг живет дольше тела, запертый внутри, медленно сходя с ума, покуда вся его жизненная сила не вытечет полностью. Был в «Сумеречной зоне» такой эпизод, он помнит, как смотрел его с родителями, в их кровати, устроившись между ними под одеялом, и запах маминого крема щекотал ему ноздри. Человек в том эпизоде, не в силах двинуться, взывал испуганным закадровым голосом, покуда его объявляли мертвым.
Он надеется, что его мозги умрут до того, как его зароют в землю, потому что ему всегда было не по себе в замкнутых пространствах. Он начинает паниковать от одной этой мысли, а потом злится оттого, до чего несправедливо, что надо бояться чего-то даже после смерти. Ведь в чем одно из преимуществ? Конец страхам и тревогам, больше не нужно таскаться со всем этим дерьмом, которое въелось в бренную оболочку за годы жизни. На что-то такое он в общем-то рассчитывал.
И тут он понимает, что чешет грудь. Он неплохо соображает, немного медленнее, чем можно
