Стоит лето, воздух насквозь пропитан влажностью, от которой едва дышишь, а рубашка на спине намокает, стоит только выйти на улицу Они с Джеком и Оливером сидят в своих обычных шезлонгах у бассейна «Версаля», делая, как и все остальные, вид, что не пялятся на девушек-студенток.
А может, они уже не девушки? С ними не разберешь, с этой стайкой загорелых девиц в бикини, растянувшихся в шезлонгах, как шоколадные батончики, у того края, где помельче. Он, как обычно, сидит между Джеком и Оливером, наискосок от девушек, изображая, что читает журнал. Вокруг бассейна сидят прочие особи мужского пола, поодиночке и группками, все как один унылые и потасканные, истязают себя, бросая исподтишка взгляды на запретные плоды.
Нет, вы только посмотрите на этих девчонок, — кажется, уже в третий раз повторяет Джек. Сильвер предпочитает его игнорировать.
Они и без него в курсе. Им не нужны его комментарии. В конце концов они мужчины — возможно, уже не те, какими были когда-то или какими, быть может, могли стать, — но все же мужчины. А эти девушки, эти женщины… что ж, они блистают своим цветущим совершенством, намазанные солнцезащитным кремом, который поджаривает их мягкую, без единого прыщика кожу до медового отлива, покуда они читают книжки и дешевые журнальчики, тюкают по разного рода девайсам, упрятанным в розово-красные чехлы, или слушают айподы, а пальчики с идеальным педикюром подергиваются в такт музыке. Они проделывают то, что девушки обычно делают, когда им нравится музыка — вытягивают губы трубочкой, будто целуя воздух, и раскачивают головами вверх-вниз.
Бассейн по идее предназначен только для резидентов расположенного вблизи автострады «Версаля», отеля у самой автострады, где сдают номера-квартирки на долгий срок. Но девушки приходят сюда как гостьи Джека, и никто пока не жаловался. Они учатся в Хадсон-колледже, что всего в четырех кварталах от гостиницы, на другой стороне трассы 9. Семестр только начался, и иметь под боком у местечка вроде «Версаля» столько молодых созревших женщин — все равно, что хранить спички в ящике с динамитом.
Да, он живет в таком отеле. Ошибки.
«Версаль», тусклый монолит, во все свои четырнадцать этажей надгробием нависает над запутанной сетью дорожек, вливающихся в автостраду 95-Это единственное многоквартирное здание в пределах Элмсбрука. Много лет назад его переделали в апарт-отель, где номера можно снимать на недели или месяцы. И в этом своем воплощении он ожидаемо стал прибежищем несчастливых, надломленных мужчин Элмсбрука, отлученных от дома в результате распавшихся браков. Над этим местом витает дух поражения — мужчины среднего возраста живут в одиночестве в маленьких, скудно обставленных гостиничных клетушках. «Он теперь живет в „Версале“», — говорят о ком-то, и всем сразу понятно, о чем речь. Об этом самом здании. Бассейн, спортзал, консьерж, плюшевая мебель в холле; все эти удобства не в силах затмить того факта, что это место, куда сбиваются покалеченные жизнью мужчины, чтобы зализывать свои раны, пока битвы за совместно нажитое имущество и права на детей медленно проигрываются по цене примерно шестьсот долларов в час плюс расходы.
На заключенном в рамку архитектурном рисунке, который до сих пор висит в лобби, здание изображено в мягких белых тонах, сияющим в лучах солнца; оно окружено изумрудными лужайками, осененными пышными кронами ясеней и дубов. Но комиссия по зонированию потребовала увеличить площадку для парковки, так что лужайка, деревья и детишки со своими красными и желтыми воздушными змеями так и остались лишь на бумаге, а выхлопные газы с окрестных хайвеев постепенно превратили «Версаль» в вертикальную глыбу цвета грозовой тучи. Трудно постичь логику решения выставить эту картинку здания во всем его нереализованном блеске — быть может, это чья-то злая шутка или безыскусная метафора, своего рода подсознательная пытка для обитателей отеля.
Когда Сильвер был еще женат, здание — тогда еще в куда более приличном виде — всплывало в качестве ударного аргумента, венчавшего споры и размолвки: «Я такая невыносимая, почему бы тебе просто не съехать отсюда? Наверняка в „Версале“ найдется свободная комната…» Примерно в таком духе. Проматываем семь лет — и он-таки здесь; вся его жизнь сводится к бюджетному двухкомнатному номеру на девятом этаже, по соседству с товарищами по оружию — мужьями, изгнанными с элмсбрукских улиц, обсаженных деревьями, из укрытого коврами и затененного шторами тепла основательных поскрипывающих