Пир Джона Сатурналла

— Я… — хором начали Джон и Лукреция.

— Да?

— Мне очень жаль, миссис Поул, — сказал Джон, — но я поскользнулся.

Глаза Поул сузились, пошарили по подносу и остановились на ложке. Два костлявых пальца подняли ее с подноса. Узкие ноздри женщины раздулись.

— Ложка пахнет рыбой.

— Правда? — Лукреция говорила самым невинным тоном, но Джон заметил, что щеки у нее заливаются румянцем, и тотчас выхватил ложку из руки миссис Поул.

— Вы правы, миссис Поул! — вскричал он. — Вдобавок она облизана! Неудивительно, что ее светлость отказывается кушать! — Уставившись на возмутительный предмет, Джон призвал на помощь все свои актерские способности и проговорил яростным тоном, какому позавидовал бы сам мистер Вэниан: — Не беспокойтесь, миссис Поул, я передам ваше негодование судомоям. И самого мастера Сковелла поставлю в известность.

* * *

Моих медвяных сливок сладкий дар,
Чтоб остудить кислицы нежной жар,
Которую столь часто в час ночной
Твой пламень запекает нутряной…

— Что это? — поинтересовался Филип, заглядывая Джону через плечо. — Теперь она тебе еще и стихи пишет?

Джон помотал головой. Подними миссис Поул тарелку, она обнаружила бы под ней клочок бумаги. Вместо нее это сделал Филип, что оказалось для Джона не многим легче.

— Поул чуть было не поймала тебя, да?

— Поул и дохлую форель не поймает.

Джон отвернулся, но Филип схватил его за плечо:

— Послушай. Если ты не хочешь говорить им, что леди Люси ест, тогда скажи, что она не станет есть ни под каким видом. Мол, какие блюда ей ни подавай, она ни к одному не притронется.

Джон сосредоточенно перекладывал ножи на столе. Самый длинный — влево. Для очистки овощей — вправо.

— Да что с тобой такое? — рассердился Филип.

— Со мной? — ощетинился Джон. — Ровным счетом ни-чего.

На следующий день он отдал бумажку Лукреции.

— Это стихи, — пояснила девушка, как если бы он в жизни не видел письменных знаков. — Они были написаны моей матери.

Она пробежала глазами по строкам, потом перевела взгляд на сундук под окном. В воздухе потянуло запахом лаванды и лежалой шерсти, когда Лукреция откинула сундучную крышку и пошевелила ворох серебристо-голубого шелка. Платье, в котором она была на пиршестве, понял Джон. Под ним лежала растрепанная черная книжица с аккуратно вклеенными измятыми страницами. Лукреция бережно засунула в нее обрывок листка и посмотрела на Джона, стоящего по другую сторону от кровати:

— Я думала, Поул тебя поймала.

Джон ухмыльнулся:

— У нее кишка тонка.

Но девушка не улыбнулась:

— Ты не должен больше приходить.