— Но ведь Лондон удерживают отлично вымуштрованные войска, — подозрительно заметил Пирс.
— Ну может, на Банбери, — уступил Пандар. — Или на Оксфорд.
— Там же сейчас король, в Оксфорде, — встревожился Монтегю. — Храни его Господь.
— Это правда, Пандар? — осведомился Пирс.
Но тут протрубили первые рога, и раздались громкие команды сержантов.
Поднимаясь по склону, Джон услышал позади частое пыхтение. За ним следом спешил Пандар.
— Как ты его терпишь, Пандар?
— Пирса-то? Да он просто дурак. Гнев нужно беречь для наших врагов.
Внизу сержанты быстро шагали через лагерь. В амбаре Филип, Адам, Финеас и остальные разбирали вертельное устройство. Баклендская кухня опять снималась с места.
Они двигались с обозом в самом хвосте колонны, увязая в грязи, взбитой солдатскими башмаками, лошадиными копытами и тележными колесами. Проходили по пустынным проселкам, зажатым между живыми изгородями, мимо заливных лугов и пастбищ, по широким каменистым тропам, которые поднимались по склонам холмов и спускались в долины с крутыми скатами. Они отскакивали в сторону, когда мимо с громовым топотом пролетали эскадроны драгун или кирасир. На каждой стоянке Джон, Филип и остальные разгружали котлы, сковороды, вертела, посуду, ковши, таганы и жарочные решетки. Снимаясь с места, они не оставляли за собой ничего, кроме черного кострища — очередного зольного следа в длинной цепочке следов, тянувшейся за баклендской кухней.
Разговоры про стычки и бои с противником витали в воздухе, точно дым от походных костров. Но крупные сражения и атаки, которыми упивались Пирс и его товарищи, всегда уже заканчивались ко времени, когда кухонные работники разгружали свой бряцающий фургон. Сжимая в руках пики, Джон и Филип вместе с возчиками и ковочными кузнецами муштровались под надзором скучающих сержантов.
— Да не бойтесь вы, — успокаивал Пандар, бросая на землю свою пику. — Они скорее вооружат шлюх, чем поставят в строй нас.
Вместо грохота пушек в ушах баклендских поваров стоял звон котлов и сковород. Вместо того чтобы устанавливать сошки для мушкетов, Джон и остальные собирали вертельное устройство. Их «двенадцатью апостолами» были не бандольеры аркебузиров, а столовый набор сэра Уильяма, хранившийся в ящичке под замком. Где бы войско ни располагалось лагерем, там тотчас начинала работу баклендская кухня. К югу от Харборо медленно ползущая масса людей и животных остановилась между двумя деревнями.
— Вон та называется Салби, — указал пальцем Генри Пейлвик.
— А другая? — спросил Филип.
— Нейзби.
Джон и Филип, изнуренные ранней летней жарой, спали под звездами. Войско идет в Оксфорд на подмогу королю, говорили одни. Нет, на Лондон, считали другие. Нет, они будут стоять здесь лагерем, пока враги короля не откажутся от своих планов и не вернутся домой, утверждали третьи. Джон лежал на траве, глядя на крохотные мерцающие огоньки в поднебесье.
Сковелл, где бы он ни находился сейчас, видит эти же самые звезды, думал Джон. И Элмери тоже. Друг, оказавшийся лжецом и вором. Теперь Джон жалел, что не схватил Сковелла за рукав и не потребовал ответов на свои вопросы. Но ведь я тогда думал только о брачном пире, вспомнил он. И о Лукреции.
Это было временное помешательство, говорил себе Джон. Вообразить, будто дочь сэра Уильяма может избрать себе в женихи простого повара!.. Но даже когда он бранил себя за глупость, перед глазами у него стояла Лукреция, в шелковом серебристо-голубом платье или в зеленом с ярко-красной отделкой. Он вспоминал тихий треск ткани, зацепившейся за колючую ветку в Розовом саду. Ее раздраженное «Вот черт!» и голую белую щиколотку, мелькнувшую из-под юбки. Или мысленно переносился в спальню Лукреции, где снова склонялся над ней и случайно прикасался к ее руке…
— Подъем! Всем подъем!
Грубый крик вторгся в сонные грезы Джона. Над лугом разносился зычный голос Генри Пейлвика.
