— Первые женщины и мужчины ели вместе, как равные, — громко сказала Лукреция. — Так же будем есть и мы. Они были равны в своем богатстве. А мы равны в своей нищете.
Она стояла перед ними подбоченясь. Джон увидел, как смягчаются лица и негодование на них сменяется любопытством.
— Мы испечем этот райский хлеб, — решительно объявила она. — Как говорит мастер Сатурналл.
— И вы тоже будете его есть? — спросил угрюмый голос.
— Да, мастер Джингелл, — ответила Лукреция, отыскав его взглядом в задних рядах. — Все будут. Мы изготовим этот хлеб. И мы будем им питаться.
С этими словами она нагнулась, порылась пальцами в снегу, нашла каштановый орех и положила в свою торбу. Баклендские слуги застыли от изумления при виде леди Лукреции, работающей на равных с ними. Потом Джон стряхнул с себя оцепенение и тоже наклонился, присоединяясь к ней. Секундой позже их примеру последовал Филип. Потом вперед выступил Альф.
— Да уж, я представлял себе рай совсем иначе, — проворчал он, нагибаясь за каштанами.
Следом за ним от толпы отделился Адам. Потом и все остальные, пожимая плечами и тряся головой, разбрелись кто куда, разгребая ногами снег в поисках лесного урожая.
Джон внаклонку продвигался вперед, копаясь пальцами в снегу, но краем глаза следил за Лукрецией. Скоро ее белые руки покраснели от холода и щеки зарумянились. Наконец она искоса глянула на него:
— Вам приятно наблюдать, как дочь сэра Уильяма трудится?
— Прошу прощения, ваша светлость.
— Я не священник, мастер Сатурналл, — резко промолвила она. — Не мне отпускать вам грехи.
— И все же я прошу отпущения.
— Странная просьба для того, кто прилюдно отверг своего отпускателя грехов. — Лукреция выковыряла орех из земли, вытерла об юбку и бросила в торбу.
— Он отверг сам разум, — покаянно проговорил Джон, разбрасывая башмаком снег. — Отверг человека, дороже которого у него нет.
— Неужели?
У Джона было ощущение, будто он ступает по тонкому льду одного из прудов Цапли. Один неверный шаг — и он провалится.
— У него не хватило мужества признать свою ошибку, — шепотом продолжал он. — Он отрекся от своих истинных чувств…
— Довольно.
Джон поспешно закрыл рот. Лукреция снова наклонилась и стала разметать снег покрасневшими руками. Ковыряясь пальцами в холодной земле, она негромко произнесла:
— Если вам угодно просить об отпущении, мастер Сатурналл, извольте сделать это не здесь, при всех обитателях усадьбы, а в другом месте.
— В другом месте, ваша светлость?
Но Лукреция уже отошла от него.
— Здесь был наш сад! Ты сам так говорил! — На гневном лице Лукреции пылали красные отблески камина. — Здесь мы угождали друг другу, как первые мужчины и женщины! Здесь мы «изъявляли свою любовь друг другу», как ты выражался. Покуда совесть Джона Сатурналла не воспротивилась этому.
— Я… — начал Джон.
— Молчи!
Обличительная речь началась, едва он переступил через порог, и поток слов все не иссякал.
— Как ты посмел отвергнуть меня? — продолжала Лукреция, тыча пальцем в его грудь. — Сбежал в свою кухню. Не сомневаюсь, развлекался там с Джинни. Видела я, как ты на нее пялился.
— Джинни? — опешил Джон.
— Ах! — Она с деланым изумлением вскинула брови. — Или была другая? Какое там имя ты стонал, когда я обмывала тебе голову? Кэсси, кажется?
