Шерстяное платье изодрано в клочья. Руки до локтя иссечены в кровь, — верно, лицо прикрывала.
— Кэсси?
— Я знаю, кто ведьма.
Ее голубые глаза казались почти черными в сумерках.
— Пойдем к нам, — позвал Джон. — Мама тебе поможет.
Но она помотала головой, с трудом вставая с земли:
— Я видела, как она ходила туда. — Кэсси указала взглядом на темную стену леса над долиной.
— Туда нет пути, — ответил Джон. — Там повсюду непролазные колючки, помнишь?
— Они для нее не преграда. Я же говорила тебе. Ведьмы не кровят.
Сердце у него оборвалось. Он услышал призывное бренчание колокольчика на деревенском лугу внизу и ответные крики, приглушенные расстоянием.
— Бог послал тебя мне в помощь. — Кэсси, спотыкаясь и оступаясь, зашагала через луг. — Ты привел меня к ней, Джон.
— Кэсси, подожди! — взмолился он, устремляясь за ней, но девочка уже спрыгнула с откоса.
Они вдвоем полусбежали-полускатились к подножью. Поднимаясь на ноги около водяного желоба, он услышал знакомый голос:
— Давненько не видались.
Из кустов живой изгороди вышел Эфраим Клаф. Джон выпрямился и посмотрел в лицо своему давнему врагу. Эфраим взглянул на Кэсси:
— Эй, что ты с ней сотворил, ведьмак? — Он повернулся в сторону Двухакрового поля и проорал: — Я нашел ее! Сюда!
Внутри у Джона разлился тошнотворный холодок, знакомый и нежеланный. Но одновременно в нем вдруг вскипел и гнев на собственное малодушие. Несколько секунд он буравил взглядом толстощекую густобровую физиономию, потом с воплем прыгнул вперед. Первый удар пришелся Эфраиму по макушке: костяшки пальцев обожгло болью, а противник лишь удивленно крякнул. Зато второй, боковой удар оказался удачным: громко хрустнули носовые хрящи, Эфраим вскрикнул и схватился за лицо. В приступе головокружительной отваги Джон накинулся на противника, свалил с ног, и они покатились по тропинке, беспорядочно колотя кулаками и пинаясь. Клаф был крупнее и сильнее, но Джону придавал силы гнев. Краем глаза он видел, как Кэсси шатко бредет прочь. Слышал звон колокольчика вдали. Он бил снова и снова, не чувствуя ответных ударов. Наконец уселся противнику на грудь, крепко придавив коленями руки. Из носа Эфраима хлестала кровь.
— Давай-давай, ведьмин сынок, — с издевкой прохрипел он. — Посмотрим, как потом запоет твоя мамаша.
Его слова привели Джона в еще сильнейшее бешенство. Он занес кулак. Сейчас он хрястнет в ненавистную физиономию со всей мочи. И будет бить, бить, бить, пока Эфраим не затихнет. Но едва он собрался нанести первый удар, как кто-то схватил его за плечо и рывком оттащил назад. К нему вплотную придвинулось разъяренное лицо матери.
— Где тебя носит? — прошипела она. — Бежим, Джон! Скорее!
Они снова бежали, бежали во весь дух через темный луг к первому откосу, и высокая трава хлестала по ногам. Снова ночной воздух отдавал маслянистым дымом и грохот котлов и сковород смешивался с воплями селян. Снова Джон слышал жесткое, хриплое дыхание матери. Увесистая сума болталась между ними, билась о колени. Размахивая руками, они взобрались на первый уступ. Потом на следующий и на следующий, в лихорадочной спешке. Только когда их обступили призрачные заросли дрока и кустарника, они оглянулись назад.
Мерцающие огоньки плотным кольцом окружали их хижину: там собирались деревенские жители. Пока Джон с матерью смотрели, первый факел, брошенный из толпы, прочертил в темноте огненную дугу и упал на крышу. Трепещущие бледно-желтые языки пламени жадно лизнули солому и расползлись во все стороны.
