заплатил Джошу, чтобы он взял меня с собой. Теперь доволен?
Но Филип потряс головой:
— Что это? Новая выдумка?
— Не хочешь — не верь, — отрезал Джон. — Мне все равно.
— Конечно, все равно, — окончательно разозлился Филип. — Теперь тебе Филип Элстерстрит не нужен, да? Тебе вообще никто не нужен.
Джон стиснул кулаки. Внезапно ему стало наплевать, что о нем думает Филип.
— Вот именно, — выпалил он. — Мне никто не нужен.
Они скоблили огромные блюда и скребли котелки. Сваливали миски с подносов в лохани, потом вытаскивали оттуда. Они ели за одним столом, умывались из одного ведра на хозяйственном дворе и спали на одном тюфяке в окружении других поварят. Но все это они делали в молчании, тяжелом, как кожаный полог при входе в кухни. Со дня ссоры мальчики не перемолвились ни словом.
Джон обменивался приветствиями с Альфом и Адамом Локьером, перекидывался шутками с Финеасом Кампеном и Джедом Скантлбери, желал доброго утра близнецам Джингеллам и Питеру Перзу. Коук и его приспешники насмешливо ухмылялись при встрече с ними. Но Филип безмолвствовал, как мальчик-цапля, и, когда по воскресеньям днем они оставались наедине в тихой судомойне, секунды текли медленно, как комковатая овсянка с разливательной ложки Фелпса. Филип сидел на полу. Джон опирался на каменную раковину, барабаня пальцами по бортикам, и пристально изучал потолок. Из открытого окна веяло ароматами Розового сада. Тягостное упрямое молчание нарушали лишь отдаленные крики других ребят, резвящихся на лугу внизу. На третье скучное воскресенье снаружи донеслось цоканье каблуков по мощеной дорожке. Глянув в окно, Джон увидел пару коричневых дамских башмачков и коричневую юбку над ними. Немного погодя к коричневым башмачкам присоединилась пара черных, начищенных до блеска. Над нарядной обувкой висел темно-зеленый подол, по краю расшитый красным узором.
— …Но, может, он красивый, — говорил девчачий голос. — Может, он просто душка.
Это Джемма, подумал Джон. А другая, наверное…
Впрочем, личность другой девочки не вызывала сомнений.
— Конечно, пастухи бывают и красивые, — ответил капризный голос. — Но чаще всего у них башмаки испачканы в навозе, а во рту соломинка.
— Пирс Кэллок не пастух, — возразила Джемма. — Он сын графа. Сэра Гектора, лорда Форэма и Артуа. Джинни слышала, как мистер Паунси говорил миссис Поул. В следующем году Пирс достигнет совершеннолетия. Он бывал при дворе.
— При дворе? — В голосе Лукреции послышалось любопытство.
— И он прекрасный наездник, — продолжала Джемма. — Может потягаться с любым в поместье своего отца, так говорил мистер Паунси.
— То есть получается… — Лукреция качнулась взад-вперед на каблуках, — он уже почти мужчина?
Джон почувствовал, как к горлу поднимается пузырь смеха, и с усилием загнал его обратно внутрь.
— Почти, — согласилась Джемма. — Если бы не одно…
Но мальчики так и не узнали, какую оговорку собиралась сделать Джемма, поскольку в этот момент Лукреция качнулась вперед сильнее и раздался треск рвущейся ткани.
— Вот черт!
— Люси! — потрясенно ахнула Джемма.
В судомойне Джон прыснул со смеху, Филип позади него сделал то же самое. Черные башмачки наверху нетерпеливо топтались взад-вперед, свидетельствуя о попытках Лукреции Фримантл освободиться. Наконец Джемма опустилась на колени, чтобы отцепить платье от шипастой ветки, и в окошке показалось ее перевернутое лицо. При виде Джона и Филипа она нахмурилась. В следующий миг темно-зеленая юбка, отцепленная служанкой, взметнулась вверх, и перед глазами Джона мелькнула тонкая лодыжка, белее
