время так: то солнцепек, хоть сдохни, то ночь и холод. Качели, мать их!
– Не кричите. Нельзя, чтобы вас услышала Изэль.
– Что она делает?
– Ест маринованые вишни.
– Приятного ей аппетита. А что делаете здесь вы?
– Где здесь? В ресторане?
– На пирамиде.
– Вы с ума сошли?!
– Не кричите. Нельзя, чтобы вас услышала Изэль. Я отчетливо вижу вас. Вы чуточку светитесь. Когда восходит солнце, вы отступаете к краю площадки. Вас там много.
– Кого – нас?
– Пятеро, – чужим голосом сказал телепат. – Ты, и еще пятеро.
– Это галлюцинация, – уверенно объяснил Марк. Уверенности в нём не было ни на грош, но он очень старался. – Мы, помпилианцы, редко получаем ипостаси
– Чикчан, – Клод вытер лоб о плечо, изогнув шею невозможным образом. – Кими, киб, иик, кан. Змея, странник, гриф, ветер, ящерица. Проклятье, я не могу так работать! Вот, опять солнце. Ну хорошо, солнце – это доминантное стремление. На грани мании…
Он говорил сам с собой, забыв о Марке.
– Включите музыку, – потребовал Марк. – Мы слишком долго беседуем.
Клод сунул руку под клавиатуру. Заиграл саксофон: медленно, тягуче, с хрипотцой. К счастью, саксофону аккомпанировало фортепиано. Марк оглянулся. Изэль увлеченно доедала вишни, нимало не интересуясь телепатом. Похоже, она сочла духовые записью, которой подыгрывает живой музыкант. Заказ Марка оказался сложным, вот пианист и выкручивается.
– Солнце – доминанта, – бормотал Клод. Левой рукой он растрепал свои медные волосы, устроив на голове настоящий пожар. – Ночь – депрессия. Отсутствие солнца, подавленность, обреченность. Качели – аффективный психоз. Но ты? Убирайся! И вы убирайтесь! Когда станет темно, вы столкнете меня вниз…
Словно в подтверждение сказанного, телепат крутанулся на вертящемся табурете, утратил равновесие и сполз на пол. Он дрожал, подчиняясь ритму озноба, стучал зубами, дергал сомкнутыми веками, как слепой. Изо рта на подбородок вытекла струйка липкой слюны. Бледность щек резко контрастировала с крашеным огнем кудрей.
– Врача! – закричал Марк.
– Что с ним? – ахнула Изэль.
Марк не заметил, когда она подбежала к эстраде.
– Приступ, – солгал Марк. – Сердечный приступ. Воды!
Секундой раньше он сообразил, что во время их беседы Клод не шевелил губами. Я подошел к нему, вспомнил Марк. Я заговорил. Я заговорил первым. Это значит, что я говорил по-астлански. Он ответил мне. Ответил, не шевеля губами. Он что, общался со мной напрямую? А я, дурак, ничего не заметил… Он видел меня на вершине пирамиды. Зацепил мой мозг при сканировании Изэли? Вряд ли – эксперт высшего класса не совершает ошибок. Он видел
– Вода! – Изэль протягивала стакан. – Я принесла воду!
– Уходите! Оба!
Доктор Лепид присел рядом с бесчувственным телепатом на корточки. Костюм доктора был в коричневых пятнах – от волнения Лепид облился кофе. Пальцы вцепились в запястье Клода, нащупали пульс. Судя по выражению лица доктора, пульс ему не понравился.
– Помогите мне! – велел Лепид. – Надо перевернуть его на бок.
Марк без труда выполнил приказ. Несмотря на рост, Клод был очень легким.
– Зачем?
